Загадка Льва Гумилёва

Лев Клейн
Лев Клейн

При всем обилии мемуарной и биографической литературы фигура Льва Гумилёва остается загадочной. Загадочным остается его полное небрежение научными методами и принципами в большинстве работ — они начисто отсутствуют. Поэтому научное сообщество России его не признает, хотя он бешено популярен вне науки. Загадочным остается его теперь уже несомненный антисемитизм. Это был болезненный факт для многих его друзей.

Анна Ахматова винила во всем советскую власть и лагерь. Возлюбленная ее сына Эмма Герштейн (2006: 351)1 вспоминает:

Лев Николаевич Гумилёв (1912-1992)

«Мы видели на протяжении многих лет человека, носящего имя Лев Николаевич Гумилёв, но хотя мы продолжали называть его Лева, это был не тот Лева, которого мы знали до ареста 1938 года. Как страдала Анна Андреевна от этого рокового изменения его личности! Незадолго до своей смерти, во всяком случае в последний период своей жизни, она однажды глубоко задумалась, перебирая в уме все этапы жизни сына с самого дня рождения, и наконец твердо заявила: Нет! Он таким не был. Это мне его таким сделали». И в другом месте: «Ее поражал появившийся у него крайний эгоцентризм. «Он провалился в себя», — замечала она, или: «Ничего, ничего не осталось, одна передоновщина»» (2006: 387). Передонов — герой повести Сологуба «Мелкий бес», тупой провинциальный учитель, соблазняемый бесами. Гумилёв не только предостерегал православную Русь от еврейской опасности, но и много говорил о бесах (об этом вспоминает священник отец Василий — 2006: 308).

Воздействие лагеря на образ мышления Л. Н. я выделил в своей критической статье 1992 г. («Нева», 4), предположив, что он был лагерной Шехеразадой, «толкая романы» уголовникам, и привычка подстраиваться под интересы своей лагерной публики повлияла на форму и содержание его сочинений, придав направленность его учению. Эта догадка вызвала возмущение у многих ярых приверженцев Гумилёва. Он не мог быть Шехеразадой! Он был пророком и учителем, вождем!

Судить об этом трудно. Гумилёв оставил очень мало сведений о своей лагерной жизни. И это само по себе тоже загадочно. «Почти четверть века посчастливилось мне дружить со Львом Николаевичем и учиться у него — говорил Савва Ямщиков (2006). — Беседы наши были доверительными и открытыми. И только двух страниц своей труднейшей жизни ученый никогда не касался: страданий узника ГУЛАГа и отношений с матерью». Отношения с матерью — понятно, не для чужих. Открывались только близким. Конечно, лагерь — тяжелая тема для воспоминаний, но многие пишущие считают своим долгом и облегчением души поведать людям эту страшную быль. А Гумилёв — признанный мастер слова, красочно описывающий прошлые века и дальние страны, другие народы и всякую экзотику. Он побывал в этом экзотическом мире лично, всё видел, испытал, способен рассказать всем. И молчит. Шаламов, Солженицын, Губерман, Разгон, Гинзбург, Мирек и бездна других выживших узников — все пишут, рассказывают, негодуют, обличают. А Гумилёв молчит. Молчит не только в печати. Многие мемуаристы отмечают, что он и устно почти никогда не рассказывал о своем лагерном житье-бытье. Никому.

Обычно не желают вспоминать этот отрезок своей жизни те, кто был категорически недоволен собой в этом покинутом ими мире, для кого унижения лагерного быта не остались внешними факторами, а обернулись утратой достоинства, недостатком уважения среды. В лагере, где основная масса — уголовники, всё сообщество четко делится на касты. В верхнюю касту попадают отпетые уголовники и «авторитеты». В среднюю, в «мужики», — вся серая масса. В нижнюю касту, касту «чушков», беспросветная жизнь которых полна унижений, избиений и бедствий, попадают слабые, жалкие, смешные, интеллигенты, больные, неопрятные, психически неустойчивые, нарушившие какие-то законы блатного мира. Они ходят в отребье, едят объедки, ждут тычков и пинков отовсюду, жмутся по углам. Спят воры на «шконках» первого яруса, мужики — повыше и на полу, чушки — под шконками или под нарами. Там есть известное удобство (изоляция, укрытность), но место считается унизительным, а в мире зэков престиж, семиотичность очень много значит.

Фотография Льва Гумилёва из следственного дела, 1949 г.

Я не стану сейчас подробно описывать эту систему — я сделал это в книге «Перевернутый мир».

Не сомневаюсь, что в конце своего многосоставного срока Гумилёв пользовался привилегиями старого сидельца и обладал авторитетом, а если исполнял функции Шехеразады, — то и уникальным положением. Но по моим представлениям, по крайней мере в начале своего прибытия в лагерь молодому Гумилёву пришлось неимоверно плохо. Он должен был по своим данным угодить в низшую касту. Сугубый интеллигент, в детстве преследуемый мальчишками (2006: 25-27), с недостатками речи, картавый (сам иронизировал, что не выговаривает 33 буквы русского алфавита). Характер вспыльчивый, задиристый, тяжелый, неуживчивый (2006: 121; 265), «любил препираться в трамвае» (2006: 331) — именно такие попадали в чушки. Его солагерник по последнему сроку А. Ф. Савченко (2006: 156) вспоминает, что физические данные у Гумилёва были очень невыгодные для лагеря: «Комплекция отнюдь не атлетическая. Пальцы — длинные, тонкие. Нос с горбинкой. Ходит ссутулившись. И в дополнение к этим не очень убедительным данным Гумилёв страдал дефектом речи: картавил, не произносил буквы «р»… Кто картавит? Из какой социальной среды происходят картавые?» Савченко отвечает: дворяне и евреи. Обе прослойки чужды уголовной среде.

Савченко подчеркивает, что в этот срок, «несмотря на такой, казалось бы, внушительный перечень неблагоприятных свойств, Гумилёв пользовался среди лагерного населения огромным авторитетом. Во всех бараках у него были хорошие знакомые, встречавшие его с подчеркнутым гостеприимством» (там же). Он рассказывает, как вокруг Льва Николаевича собирались многолюдные кружки слушать его истории (функции Шехеразады). Но всё это потому, что как раз перед последним лагерным сроком политических отделили от уголовников, «благодаря чему жизнь в лагере стала сравнительно сносной». А до того? «То был кошмар» (2006: 167, также 157). Но когда уголовники всё же оказывались в одном лагере с политическими, возникали эпизоды, подобные описанному тем же Савченко (2006: 168-172): «Рябой с ребятами бьет там жидов», а этим «жидом» оказался Л. Н. Гумилёв.

Есть и прямые свидетельства о деталях быта, которые вписываются в эту реконструкцию. О своем открытии пассионарности Гумилёв рассказывал так:

«Однажды из-под нар на четвереньках выскочил наружу молодой с взлохмаченными вихрами парень. В каком-то радостном и дурацком затмении он вопил: «Эврика!» Это был не кто иной, как я. Сидевшие выше этажом мои сокамерники, их было человек восемь, мрачно поглядели на меня, решив, что я сошел с ума…» (Варустин 2006: 485). И другим он рассказывал, что «теорию пассионарности придумал, лежа в «Крестах» под лавкой»). Проговорился Л. Н., определил свое положенное место в камере — под нарами, под шконкой.

Лев Гумилёв и Анна Ахматова. 1960-е гг.

О раннем сроке Гумилёв сам вспоминает, что к 1939 г. совсем «дошел», стал «доходягой». В Норильлаге зимой 1939/40 г. с ним сидел Д. Быстролетов, который поместил свои воспоминания в «Заполярной правде» (23 июня 1992 г.). Быстролетову нужно было подыскать себе помощника, чтобы вытащить из барака тело умершего. Один зэк растолкал доской спящего под нарами доходягу, это оказался Гумилёв. У Быстролетова сложилось впечатление, что Гумилёв имел «унизительный статус чумы», шестерки. Он, видимо, регулярно подвергался обычным унижениям этого люда. Быстролетов описывает его как предельно ослабевшего, беззубого, с отекшим лицом, этот доходяга еле двигался и с трудом произносил слова, был одет в грязную одежду. Никаких вещей у него не было.

Воспоминания Быстролетова некоторые подвергают сомнению, поскольку тот сам был до ареста чекистом (разведчиком), но воспоминания эти очень реалистичны и согласуются со всем остальным, что мы знаем об этом периоде жизни Гумилёва. Для Гумилёва это было особенно тяжело, потому что дворянская честь, уважение среды и сознание своей высокой миссии были его природой. Контраст самосознания со своей неспособностью противостоять гнусной реальности был для него особенно катастрофичен.

Этот период неизбежно должен был наложить отпечаток и на последующие, когда положение Гумилёва улучшилось, когда он освоил статус Шехеразады и добился внимания и уважения солагерников, да и солагерники стали другими. Зэк низшей касты никогда полностью не переходит в верхнюю ни в глазах окружающих, ни в собственном самоощущении. Сбросить это наваждение он может только со всем антуражем лагеря, откинув лагерь как кошмарный сон. Поэтому люди этого плана стараются не вспоминать лагерную жизнь, гонят от себя эти кошмары, очищают память, чтобы выздороветь от лагеря.

Лев Гумилёв за рабочим столом. Ленинград, 1990-е гг.

Однако необратимые изменения психики почти неизбежны, остаются после лагеря. У тех, кто выдержал испытания и завоевал уважение среды, не оказался внизу, воздействие лагерного прошлого может быть укрепляющим — он выходит из лагеря если не добрее, то сильнее, чем туда был взят. Те, кто был сломлен, кто не выдержал ужасных тягостей, не сумел отстоять свое достоинство в злой среде, навсегда ушиблены лагерем, у них изменилось общее отношение к людям — стало отчужденным и недоверчивым, самооценка стала нуждаться в постоянном подтверждении, самолюбие стало болезненным. Эти люди постоянно ищут, на чем бы показать свое превосходство над другими — в ход идет всё: опыт, вера, национальность, пол…

Большой поклонник Гумилёва и Ахматовой, М. М. Кралин (2006: 444) вспоминает, как впервые увидел Гумилёва на заседании Географического общества 22 января 1971 г., где Гумилёв председательствовал, а доклад делала Нина Ивановна Гаген-Торн. Она — «такая же старая, матерая лагерница, как и он, сидя на сцене, прихлебывала маленькими глоточками кофе из маленькой чашки и невозмутимо отвечала на яростные филиппики возражавшего ей по всем пунктам Льва Николаевича… В кулуарах Нина Ивановна говорила, что лагерь по-разному действует на человеческую психику, что у Льва Николаевича в этом смысле хребет перебит на всю оставшуюся жизнь. Но, кажется, он и сам этого тогда не отрицал».

Я думаю, что всё то, что распространяется по России под названием гумилёвского учения об этногенезе, не имеет ничего общего с наукой. Это мифы, сотворенные в больном сознании чрезвычайно одаренного человека под воздействием чудовищных обстоятельств его трагической жизни. Ненаучность этих талантливых произведений, абсолютно ясную всем профессионалам, он не видел и не понимал.

Между тем, в некоторых своих работах он был действительно замечательным ученым, сделавшим великолепные открытия, — это работы о циклических изменениях путей циклонов и влиянии этих изменений на жизнь и историю населения Евразии. Если бы он сосредоточился на этих явлениях, возможно, он был бы гораздо менее заметен в массовом сознании, но значительно более авторитетен в научном мире.

Фото с сайта gumilevica.kulichki.net

1 Многие воспоминания цит. по сб.: Воронович В.Н. и Козырева М.Г. 2006. «Живя в чужих словах…»: Воспоминания о Л.Н. Гумилёве. Санкт-Петербург, Росток.

Связанные статьи

384 комментария

  1. Льву Самуиловичу.
    Логика и факты в вопросах морали и нравственности, напротив, очень мало значат, ибо любую логику можно опровергнуть другой логической цепочкой, вопрос лишь будет стоять в опыте дискутирующих. Факты то же можно трактовать по разному. А вот с догматом не поспоришь, в него лишь можно верить или не верить. На нас на протяжении веков наложился этот отпечаток, не важно верующие мы или атеисты, да, этот отпечаток сильно трансформировался, начиная с Петровских времен, Советской властью, и десятилетиями демоНкратии, но по-прежнему, генеральная линия еще остается, чему свидетельствуют множество комментов этой статьи, считаться с которыми СТОИТ! Тем более уголовно-криминальная мораль, которая насквозь пропитала наше общество, не должна игнорироваться абсолютно, и коли Вы касаетесь этих вопросов, должны быть максимально корректны, а то начинаете рассуждать о том, что наша мораль «уголовная», а потому воспринята не правильно. Да мы такие, потому как во многих семьях России есть или были «сидячии». Жизнь наша такая, чего стыдиться,»От суммы и от тюрьмы не зарекайся!»
    И последнее, если у Вас ценности другие, то в «чужой монастырь со своим уставом не ходят».

  2. ЛСК:25.06.2013 в 21:37 Ну вот, попытка номер три. Сначала Вы попытались мне приписать фанатство Гумилевских теорий. Потом уцепились за то, что я физик. Теперь уголовная мораль пошла в ход. Поэтому приходится отвечать.

    А все дело просто. Я ценю человеческое достоинство. А потому считаю недопустимыми высказывания «не выдержал, ушиблен на всю жизнь, больное сознание» без строгих доказательств. Этика в моем понимании именно предназначена для того (в частности), чтобы ограждать человека от подобных «гипотез» и подобного «видения фактов». Уголовная мораль тут совершенно не при чем.

    Еще мои ценности несовместимы с инсинуациями.

    «Инсинуация (от лат. insinuatio, буквально — вкрадчивость) — преднамеренное сообщение отрицательных сведений (или даже измышление, клевета), имеющее целью опорочить кого-либо, подаваемое намёком (т. е. не прямо, а косвенным указанием на факты и обстоятельства) или тайно. Цель инсинуации — подорвать в слушателях и/или читателях доверие к объекту инсинуаций, следовательно, к его доводам или поведению.»

    А для Вас инсинуация — основной способ ведения дискуссии. Именно классической инсинуацией является Ваш текст о Гумилеве. Три подряд Ваших инсинуации в мой адрес я привел в самом начале своего поста. Вы постоянно стремитесь что-то негативное приписать своим оппонентам, чтобы подорвать доверие к их мнению.

  3. Денни и его единомышленникам.

    Считать больным и даже ушибленным жизнью — в нормальном обществе не считается ни оскорблением, ни унижением, ни «негативом». Инвалид — не недочеловек. Ваша гипертрофированная «политкорректность» сделала бы невозможными биографические исследования, превратила бы их в апологии и дифирамбы, в агиографию. Фразу «Вы постоянно стремитесь что-то негативное приписать своим оппонентам, чтобы подорвать доверие к их мнению» я могу обратить против ее автора — ведь он выступил с негативной оценкой моей статьи. А я Гумилева во всяком случае не унижал. Но, что делать, не принимаю его учения и ищу психологические корни такой его настроенности. А здесь я только защищаю свою позицию от Ваших нападок.
    Владимир объективнее: он признает, что этика, обращенная против меня, имеет криминальные корни, но говорит: подчинись большинству. Во-первых, не подчинюсь, во-вторых, нет большинства.

  4. ЛСК: 26.06.2013 в 9:05 Вы так и не осознали смысл понятия «инсинуация». (Как и оснований этики, впрочем) Я высказываюсь негативно о Вашем тексте. Это не делает мое высказывание инсинуацией. Вот если бы я стал высказывать «гипотезы» о том, что Вы так пишете о Гумилеве, потому что сами ушиблены лагерем, или потому что Гумилев чем-то Вас обидел, и Вы сводите счеты, то это была бы инсинуация. Создание негативного фона восприятия (при помощи ссылок на факты и намеков), чтобы подорвать доверие к Вашим высказываниям, было бы инсинуацией.

    А именно этим Вы постоянно занимаетесь тут. Пытаетесь приписать мне и другим какие-то особые мотивы. И тем самым подорвать у возможного читателя доверие к тому, что пишут Ваши оппоненты. Именно это и называется инсинуацией. Не Вы первый прибегаете к подобным методам, не Вы последний. В политике, в желтой прессе это достаточно обычный прием. Ну так все знают им цену. И человеческая мысль аккурат придумала понятие инсинуации для таких случаев.

    Исследования стоит отделять от инсинуаций. Можно исследовать поступки Дарьи Николаевны Салтыковой и показать (при помощи логики и фактов), что они порождены больным сознанием. Можно изучить фантазии ее современника маркиза да Сада и показать, что они порождены больным сознанием. То есть установить логическую связь между неадекватностью поведения и состоянием сознания на основе фактов. Это — исследование.

    Ничего из приведенных Вами фактов о Гумилеве (напомню, что инсинуация не исключает ссылок на факты, тут важно, для чего эти факты используются) не свидетельствует о «больном сознании». Нет ничего, что свидетельствовало бы о патологически измененном (то есть больном) сознании. Ничего такого, что не делали бы люди с абсолютно здоровым сознанием. Поэтому Ваше высказывание суть домысел. Который следует отличать от научной гипотезы. Да Вы и сами это признали, заявив, что таково Ваше «видение фактов».

    Инвалид — не недочеловек. Правильно. Но болезнь делает человека неполноценным в определенной сфере деятельности. Совершенно объективно. В частности, больное сознание — в интеллектуально-психологическом плане. Распространение измышлений о «больном сознании» Гумилева предназначено именно для того, чтобы подорвать доверие к его гипотезам «мифам, порожденным больным сознанием». Именно в этом и состоит инсинуация. В начале текста и в конце Вы пишете о ненаучности работ Гумилева. Зачем? Ведь сути его работ и гипотез Вы в тексте совершенно не касаетесь. Основной текст состоит в ссылках на факты, намеках и измышлениях, предназначенных подорвать доверие к высказываниям объекта Ваших инсинуаций по причине его якобы больного сознания.

    Совершенно ведь очевидно, что распространение намеков и измышлений о «больном сознании» человека, занимающегося какой-либо интеллектуальной или социальной деятельностью, губительно для его репутации. Вот если бы суть Вашей гипотезы была в том что у Гумилева в результате лагерной жизни была … э… больная печень, то это не являлось бы инсинуацией. Ибо наличие больной печени не делает гипотезы больного «мифом» и не подрывает у читателя доверия к высказываниям больного.

    1. Не очень понимаю, зачем так активно опять возобновилась эта дискуссия. Никаких особых новых доводов не вижу. Не жалко терять время? Да и всех прочих читателей (помимо собеседников) наверное уже раздражает… Может быть вообще прикрыть, сочтя, что стороны уже вполне выразили свои позиции, а новые вбросы только приведут к движению по кругу?

  5. ЛСК: 26.06.2013 в 9:05 «Но, что делать, не принимаю его учения и ищу психологические корни такой его настроенности.»

    Вот это и есть инсинуация чистой воды. Вы постоянно ищите причины несогласия в психологии оппонентов. То в «фанатстве Гумилева», то в уголовной морали.

    Я не смотрел внимательно всех комментариев, но, насколько я могу судить, никто из Ваших оппонентов не опускался до подобного уровня. А ведь Ваша биография дает широчайшие возможности для инсинуаций.

    Вот вариант, лежащий на поверхности. Вы сами на всю жизнь ушиблены лагерем. А потому Ваше больное сознание всюду ищет уголовную мораль и лагерные причины. Тут только Ваши слова и Ваши собственные трактовки.

    А уж заявить, что мнение еврея об антисемите не заслуживает большого доверия, было бы вообще проще пареной репы.

    Но никто вроде подобных «гипотез» и подобного «видения фактов» тут не предлагал. И я меньше всего настроен на такие «психологические исследования». Вам высказывают свое отношение по существу Вашего текста. Без инсинуаций. И это понятно. Люди, отрицательно относящиеся к Вашим инсинуациям, сами к подобным приемам не прибегают. Вы же считаете инсинуациями гипотезами и постоянно такие гипотезы выдвигаете в отношении тех, кто с Вами не согласен.

  6. Denny: 26.06.2013 в 8:26
    «Вы постоянно стремитесь что-то негативное приписать своим оппонентам, чтобы подорвать доверие к их мнению.»
    — Да. А когда на это указывают — говорит, что в «нормальном» обществе это не должно восприниматься негативно. Что есть лукавство, к тому же.

    Максим Борисов: 26.06.2013 в 12:38
    Подождите прикрывать. Тут Лев Самуилович даёт нам мастер-класс манипуляции сознанием.

  7. Максим Борисов:
    26.06.2013 в 12:38

    Что ж тут непонятного,Максим?Человек явно балдеет пиша:
    «А ценности, как Я(выделено мной) неоднократно писал, не есть предмет для спора.»Это ж кем себя нужно считать,чтобы такое написать?!Царь и бог!

    А кем нужно быть,чтобы написать Л.С.Клейну:»… для Вас инсинуация — основной способ ведения дискуссии.»И при этом привести толкование слова «инсинуация» с мусорника,под названием вики.Хотя есть то,что называется нормативными документами,которые можно предъявить в суде, и где написано коротко и ясно:»…клеветническое измышление,злостный вымысел».Ну где ещё наш дорогой Denny смог бы назвать Л.С.Клейна клеветником.

    Или вот интересная фраза:»Лев Самуилович даёт нам мастер-класс манипуляции сознанием.»

    Дискуссия себя исчерпала.Собственно говоря дискуссии давно нет!А что же есть?Есть…,как бы помягче выразиться?Нет!Не смогу!Слов нет,одни выражения и те не вполне цензурные! :)

  8. Могу сказать совершенно искренне,что ответ всем дискутирующим с Л.С.Клейном на этой странице уже был дан:

    Анатолий:
    22.06.2013 в 12:17

    Хотя тогда мне казалось,что ответ касается одного Denny.Однако господа «дискуссанты» переходят границы допустимого.И почему-то забывают,что далеко не один Л.С.Клейн отрицательно относится к идеям Гумилёва.Я цитировал:
    Анатолий:
    19.06.2013 в 19:47

    Причём некоторые учёные ,комментируя Гумилёва,употребляют непарламентские выражения:трепотня,попытка обмануть…

    А этот пассаж:»систематически умалчивает о том, что повествуется в летописях, сообщая читателям нечто такое, чего в письменных источниках найти не удается» иначе как обманом и не назовёшь!

    Но господа «дискуссанты» не видят или не хотят видеть??? всего этого.Им бы с Л.С.Клейном «пободаться»!

    «Всё б резвиться им голубчикам,дерзать,
    Образованность всё хочУт показать!»

  9. Анатолий: 26.06.2013 в 14:41 Вы так-таки ничего и не поняли в смысле дискуссии. При чем тут идеи Гумилева вообще и отношения к ним ученых и Клейна в частности? Критика конкретных идей на основе логики и конкретных фактов, имеющих непосредственное отношение к теме, может быть весьма жесткой и местами даже непарламентской.

    Я вот тоже критикую Клейна по вполне конкретному поводу. И вовсе не потому, что он не согласен с идеями Гумилева. Но мне вот не приходит в голову ворошить грязное белье из его биографии под видом «гипотез» и «видения фактов». Ко всему, что касается его личной жизни и судьбы я отношусь с глубоким уважением. И полагаю, что привлечение подобных построений было бы совершенно неэтично.

  10. Denny:
    26.06.2013 в 15:56

    Ответ был вам,дорогой вы наш,дан вот здесь:
    Анатолий:22.06.2013 в 12:17

  11. Никого из своих оппонентов, ни покойных, ни живых, я не оскорблял и не унижал. Инсинуаций не выдвигал. Только анализировал факты.
    О Гумилеве в прежних работах писал четко, что бытовым антисемитом его не считаю. К сожалению, вынужден был переменить свое мнение, прочтя воспоминания о нем, собранные в названном в моей статье сборнике его памяти, воспоминания людей, с которыми он был более откровенен, чем со мной.
    Мои оппоненты останутся при своих ценностях и убеждениях — это их дело. Наедине в будущем, возможно, остынут и одумаются. Считаю, что Максим прав. Дискуссия идет по кругу и, видимо, себя исчерпала.

  12. ЛСК: 26.06.2013 в 18:51 Я давно писал, что дискуссия себя исчерпала и что каждый имеет право на свое мнение по поводу этических границ. Вот только осталось непонятным, в чем именно могли бы одуматься со временем Ваши оппоненты. В том, что у них иные ценности и убеждения и иное восприятие границ? Или в том, что они позволяют себе это высказывать?

    Я, в свою очередь, надеюсь, что Вы остынете и одумаетесь по поводу того, что искать скрытую подоплеку в высказываниях Ваших оппонентов(и живых и мертвых) не самый этичный прием в дискуссии. Не стоит (мое личное мнение) постоянно говорить о больном сознании своих оппонентов, неприятии ими Вашей деятельности в целом, об их фанатизме и уголовной морали как об источниках противоречий с Вашей точкой зрения. Тем паче на основе своего «видения фактов». Тем паче, что оппоненты ничего такого в отношении Вас не делают.

Comments are closed.