Нужны ли перемены?

Премии «Просветитель» исполнилось 10 лет.

ТрВ-Наука обратился к членам жюри прошлых лет и к авторам научно-популярных книг с просьбой прокомментировать итоги десятилетия премии.

Публикуем поступившие ответы и мнения.

С. Попов на лекции в Казахстане. Фото из личного архива
С. Попов на лекции в Казахстане. Фото из личного архива

Торт важнее вишенки

Сергей Попов, астрофизик, лауреат премии «За верность науке»:

Трудно переоценить вклад в развитие просвещения в России, который был сделан фондом «Династия» и связанными с ним проектами. Это и гранты для студентов и молодых ученых, и большая издательская программа, поездки и приглашение исследователей, постдоки, библиотечная программа, проведение научно-популярных лекций, открытых уроков и мастер-классов по всей стране. Если хотите — это огромный красивый торт со множеством вкусных слоев и с украшениями. Вишенкой на этом торте в некотором смысле является премия «Просветитель», которая сама существует в рамках большой программы, где есть и фестивали науки, и отдельные выездные мероприятия, и многое другое. Ниже речь именно о вишенке, а не о торте.

Итак, премия существует в рамках многообразного проекта и именно так и должна рассматриваться. Возможно, это объясняет некоторые ее особенности. Это не только необходимость выдвигать номинантов (оргкомитет, очевидно, не претендует на то, что самостоятельно может отобрать все лучшие книги, это и правда нелегко), но и требование согласия автора на выдвижение (по сути, это можно расценивать и как согласие на участие в программах, связанных с премией, так что требование вполне разумное).

Также стоит отметить, что книга может быть номинирована только один раз (к этому мы еще вернемся). В этом смысле неправильно рассматривать премию как попытку выявить лучшие книги (и только). Речь максимум может идти о выявлении лучших среди заявленных. Но зато дальше авторы-победители (и их книги, а также издатели) получают больше возможностей участвовать в популяризации науки. Что важно.

Как известно, отбор победителей идет в три этапа: формирование длинного списка, затем — шорт-лист, и, наконец, на церемонии — кульминации фестиваля — объявляется победитель. Здесь существенно, что общество все-таки воспринимает финальный этап именно как выбор лучшей научно-популярной книги года. Плюс — как определение лиц премии на следующий год (победителям предстоит читать лекции и т. п.). И безусловно, для многих это задание некоторого тренда. И именно здесь, на мой взгляд, не всё выглядит ясным.

Прежде чем перейти, собственно, к некоторой критике, сделаю еще одну оговорку. Я прекрасно осознаю, что в данном случае премия — это сугубо частное дело. И, в принципе, ее организаторы не должны давать ни мне, ни кому-либо еще отчет. Не нравится — сделайте свою. Тем не менее, поскольку влияние премии на мир популяризации науки в нашей стране крайне велико, эта общественная значимость оправдывает дискуссию.

Основная проблема, на мой взгляд, состоит в том, что итоговые решения (а иногда и отдельные решения по книгам в лонг- и шорт-листах) выглядят необъяснимо случайными (я могу судить только о премии в естественнонаучной номинации). Как будто члены жюри в финале просто взяли четыре спички, одну обломили — и дали кому-то вытащить победителя. Если в случае длинного списка флуктуации всегда возможны (книг много — и строго мотивированно составить всех устраивающий набор из 25 работ ни у кого не получится), то в случае шорт-листа, а тем более победителя это выглядит странным.

Понять единую логику итогового выбора, глядя на список лауреатов за 10 лет, довольно трудно. При этом обычно нельзя прочесть или услышать развернутые комментарии относительно того, почему был сделан именно такой выбор. В один год победителем может стать очень серьезная книга, вряд ли рассчитанная на массового читателя, но при этом безусловно хорошая в своем сегменте. А через год-два, при наличии в шорт-листе столь же важных и сильных обстоятельных научно-популярных произведений, которые явно на годы станут в своей области стандартом для всех серьезно интересующихся этой темой, побеждает вполне легкая массовая книга от журналиста.

Всё бы ничего (вот Нобелевку — то за заумную драматургию могут дать, то Бобу Дилану), но тут ситуация принципиально иная. Во-первых (хотя это менее важный пункт), податься с конкретной работой можно только один раз. И я представляю себе чувства коллеги, у которого книга, являющаяся результатом долгого серьезного труда, проигрывает «в последнем повороте», например, журналистской работе для чтения в транспорте, чтобы не скучать (не хочу, разумеется, создавать впечатление, что все журналистские книги «легковесные» или что такие книги пишут только журналисты).

При этом заранее намерения жюри были неизвестны («в этом году премия планирует отметить в первую очередь работы, предназначенные для максимально широкой публики»). Во-вторых, влияние «Просветителя» как премии на научно-популярную среду в России представляется очень существенным. Другой авторитетной премии за научно-популярные книги у нас просто нет (с 2017 года будет вручаться премия ярмарки «Нон-фикшн», посмотрим, как она себя покажет). Поэтому книги-победители (их тематика, стиль изложения и т. д.) и авторы неизбежно оказываются в центре чрезмерного внимания. Иногда кажется, что члены жюри премии это недостаточно осознают.

Актер и режиссер Андрей Смирнов выступил с проникновенной речью о Матвее Бронштейне, авторе книги «Солнечное вещество»
Актер и режиссер Андрей Смирнов выступил с проникновенной речью о Матвее Бронштейне, авторе книги «Солнечное вещество»

По всей видимости, и на это не раз сетовали издатели, у нас не существует устоявшегося механизма массового появления качественных независимых рецензий на научно-популярные книги в СМИ (ТрВ-Наука — одно из исключений, но и здесь охватывается лишь небольшая доля изданий). Ориентироваться в мире научпопа для читателя оказывается непросто. Наличие каких-то альтернативных рейтингов (ну или премий, хотя вовсе не обязательно печеньки раздавать) могло бы решить эту проблему. Кто-то концентрировался бы на легком жанре, кто-то — на серьезных книгах, где важна не яркая подача, а обстоятельность изложения, кто-то — на книгах, затрагивающих общественно значимые темы. Но ничего этого в достаточном объеме нет. Поэтому «Просветитель» де-факто во многом выполняет и эту функцию, проводя отбор и давая таким образом рекомендации.

Таким образом, само объявление победителя является довольно значимым сигналом сообществу, связанному с популяризацией науки. Но иногда дешифровать этот сигнал непросто. Лично меня сильно смущает отсутствие обстоятельных мотивировок при выборе победителя. Оно приводит к довольно странному обсуждению итогов премии в соцсетях и блогах, когда люди соревнуются в придумывании разных теорий заговора при определении победителя. При этом теории заговора не имеют шансов, т. к. любая из них обычно предполагает некоторую логику и преемственность в решениях.

Любой последовательный подход был бы хорош и формировал бы лицо премии. Ключевые критерии могут быть самыми разными, но было бы неплохо их ясно сформулировать и строго придерживаться, а в каждом конкретном случае четко проговаривать (в виде пресс-релиза), как конкретный выбор увязан с этими базовыми принципами. При разном выборе подхода и победители будут разными. Это могут быть серьезные книги, пусть и недоступные массовому читателю, зато на долгое время становящиеся неким стандартом в какой-либо области. Могут, наоборот, быть книги для самой широкой аудитории, доносящие, пусть и в сильно упрощенной (и, видимо, завлекательной) форме, настоящее современное научное знание. Может быть что-то еще. Может быть понятное чередование жанров. Пока же зачастую объявление победителя происходит под девизом: «Приходите — мы вас удивим… и оставим в недоумении». (Это хорошо иллюстрируется словами председателя жюри относительно победителя 2017 года: «Нетривиальности принятого решения во многом способствовал юбилейный год премии».)

В итоге, если длинный список каждый год дает прекрасную панораму разнообразия хороших научно-популярных книг, изначально написанных на русском языке, если шорт-лист за редкими исключениями служит хорошей рекомендацией, что читать, то список победителей, на мой взгляд, выглядит лишь случайной выборкой из шорт-листа. Причем причины выбора так и остаются тайной.

Для меня лично эта ситуация означает, что я не дам разрешения на номинирование своей новой книги на премию (а лекцию в рамках любой программы фонда прочту с удовольствием). Надеюсь, что со временем решение о выборе победителей и финалистов станет более понятным публике. Да и дело-то, в конце концов, не в премии, а в просвещении, в популяризации знаний. Торт важнее вишенки.

Виктор Сонькин. Фото Е. Шибут
Виктор Сонькин. Фото Е. Шибут

«В юбилейный год я разделил бы обе номинации на две части»

Виктор Сонькин, лауреат премии «Просветитель» 2013 года за книгу «Здесь был Рим», член жюри премии 2014 года:

— Какие книги, на ваш взгляд, должны становиться победителями премии «Просветитель»? Когда вы были членом жюри, что для вас было приоритетом при выборе лучших книг?

— Лучшие научно-популярные книги — это, кажется, достаточно очевидно. Когда я был членом жюри, приоритетом для меня были, скорее всего, те же вещи, что для всех членов жюри во всех созывах, — важность темы и яркость ее подачи. Другое дело, что и то и другое каждый понимает по-своему.

— Если взять книги-победители за 10 лет, то задает ли это какой-то тренд для научно-популярной литературы? Видите ли вы некоторую преемственность в решениях жюри на протяжении ряда лет, которая формировала бы лицо премии?

— Я вижу колоссальный подъем рынка научно-популярной литературы на русском языке — об этом говорят все, кто связан с премией, книжные критики и читатели. Речь, мне кажется, не столько о преемственности, сколько о существенном осложнении задачи: одно дело — выбрать лучшую книгу из полусотни, другое — из нескольких тысяч. Мне кажется, что с «лицом премии» в целом всё в порядке: премия старается выделять самые значительные научно-популярные книги на русском языке.

— Как решается проблема отсутствия профильных экспертов в жюри? Насколько небольшой состав жюри помогает-мешает принятию решения в ситуации, когда чаще всего член жюри экспертно может оценить лишь одну-две книги из короткого списка?

— Не помогает и не мешает. Оцениваются ведь не научные книги, а научно-популярные; грамотному гуманитарию не нужна научная степень по ассирийской клинописи, чтобы оценить качество популярной книги об этом (а если книга плохая, это будет понятно). Это отчасти верно и для естественнонаучных и математических дисциплин. В любом случае профилей несопоставимо больше, чем может быть экспертов в жюри; попытка «улучшить» эту ситуацию обречена на несомненный провал.

— Как вы относитесь к правилу, что одна книга может быть номинирована только один раз? А также к правилу, что автор книги должен согласиться с номинированием на премию?

— К первому — сложно; понятно, что прекрасная книга в какой-то год может (в том числе по случайным причинам) не победить, а в другой — победит. Но, с другой стороны, премия — это не только механизм поощрения книг и авторов, но и важная деталь книжного процесса в стране, и в этом смысле решение правильное, а хороший автор пусть пишет еще одну книгу. Второй вопрос я не понял: а как еще может быть?

— Как вы относитесь к тому, что решения по победителю часто выглядят слишком непредсказуемыми, а потому спорными? Было бы желательно, на ваш взгляд, ввести развернутую мотивацию о причинах выбора той или иной книги?

— Нет. Это только увеличило бы количество споров. Позвольте процитировать «Занимательную Грецию» М. Л. Гаспарова: «А вообще олимпийские судьи судили честно. Перед состязанием они должны были проверять лошадей, допускаемых к скачкам, и давали при этом две клятвы: во-первых, судить по совести и, во-вторых, никому не объяснять, почему они судили так, а не иначе. Греки понимали, что бывают и такие случаи, когда правильное решение чувствуешь, а объяснить не можешь».

— Стоит ли, по-вашему, ввести больше номинаций, чтобы, допустим, серьезный научно-популярный труд не конкурировал с более легкой книгой, адресованной широкому читателю? Если да, то какие номинации вы бы предложили?

— Нет, ни в коем случае. Специальные номинации объявляются каждый год, и это прекрасно. Зимин говорил о возможности отмечать лучшие зарубежные научно-популярные книги в будущем — это тоже отличная идея. А увеличение числа основных номинаций размоет понятие премии — мы такое не раз видели. Единственное, что я бы сделал в юбилейный год по-другому, — это разделил бы главную премию не только в гуманитарной, но и в естественнонаучной номинации; мне кажется, это было бы олимпийски правильное решение. Но только в юбилейный год.

Александр Мещеряков
Александр Мещеряков

«Спорность итогов входит в правила игры»

Александр Мещеряков, лауреат премии «Просветитель» 2012 года за книгу «Император Мэйдзи и его Япония», член жюри 2013 года:

— Как решается проблема отсутствия профильных экспертов в жюри? Насколько небольшой состав жюри помогает-мешает принятию решения в ситуации, когда чаще всего член жюри экспертно может оценить лишь одну-две книги из короткого списка?

— Жюри не должно быть слишком большим. Но мне кажется, что по основным гуманитарным дисциплинам (история, литература, лингвистика) должен быть хотя бы один специалист. Если же такого специалиста нет, то тогда следовало бы ввести практику внешней рецензии, в которой квалифицированный человек скажет, насколько сообщаемое соответствует истине.

— Как вы относитесь к правилу, что одна книга может быть номинирована только один раз?

— Номинаций одной и той же книги может быть сколько угодно. Книжка от этого не становится ни лучше, ни хуже.

— Как вы относитесь к тому, что решения по победителю часто выглядят слишком непредсказуемыми, а потому спорными? Было бы желательно, на ваш взгляд, ввести развернутую мотивацию о причинах выбора той или иной книги?

— Конкурс — это такая штука, когда всегда будут недовольные. Спорность входит в правила игры. Развернутая мотивация не нужна, она — лишняя мишень для критики.

— Стоит ли, по-вашему, ввести больше номинаций? Если да, то какие номинации вы бы предложили?

— Я бы ввел отдельную номинацию «Биография». Все-таки биографические сочинения пользуются очень большим спросом и составляют отдельный от «рассуждательной» литературы жанр.

Владимир Сурдин
Владимир Сурдин

«Любая премия — это спорт»

Владимир Сурдин, лауреат премии «Просветитель» 2012 года, член жюри 2013 года:

Какие книги, на ваш взгляд, должны становиться победителями премии «Просветитель»? Когда вы были членом жюри, что для вас было приоритетом при выборе лучших книг?

— Сколько было членов в жюри, столько и приоритетов. Мнения складывались и усреднялись, и получалось достаточно взвешенное решение. На самом деле у каждого было свое представление о том, какой должна быть популяризация науки, основанное на собственном багаже знаний и опыта. Каждый из нас думал об этом по-своему. Я популяризацию воспринимаю как умение зажечь интерес к какому-то предмету. А какая книга должна победить? Какая побеждает, такая и должна была победить.

— Такой рок, fatality?

— Иногда говорят: должна была победить эта книга, но она проиграла. Нет, какая победила, такая и победила! Любая премия — это спорт с непременным элементом удачи. У хорошего боксера может случиться насморк, и его неожиданно побьют на ринге. Точно так же у хорошей книги может сложиться какой-то неприятный момент. Бывает, что какая-то область науки не в фаворе или какой-то автор неприятен большинству членов жюри. Или наоборот — личность привлекательная, а книга слабая. Но все говорят: «О, какой человек, я его знаю, он у нас тут свой, рубаха-парень, давайте ему премию дадим!»

Еще раз повторю: важно существование самой премии; неважно, кто в данном году конкретно и с какой книгой победил. Никто не помнит всех нобелевских лауреатов, никто не помнит даже ошибочно выбранных лауреатов, когда были более сильные претенденты. Но все знают: Нобель стимулирует науку, а премия «Просветитель» стимулирует писательство и вообще труд в этой области. И слава богу!

— Вашим словам противоречит то, что книгу можно номинировать на конкурс только один раз. Допустим, в этом году для нее плохой момент — получается, она в следующем году не может номинироваться. Как вы относитесь к правилу, что книгу можно выставить на премию «Просветитель» только один раз?

— Мне это правило тоже не очень нравится. Действительно, были такие годы, когда премия не присуждалась, потому что не было достаточно сильных кандидатов. А накануне были сильные и неоцененные. Но не я премию установил, не мне эти правила менять. Само по себе выдвижение на эту премию или попадание в финал — уже честь. А вдруг в следующем году премии вообще не будет? В нашей стране бывает всякое.

— Д. Б. Зимин с сыном сделали так, что премия еще будет существовать 10–15 лет и авторы смогут получать денежные призы.

— Я думаю, что по прошествии стольких лет деньги уже отошли на второй план. Даже если «Просветитель» не будет способен давать хороший приз — а до сих пор он был очень хорошим, — всё равно это будет большая честь.

— Если взять книги-победители за 10 лет, то задают ли они какой-то тренд для научно-популярной литературы? Видите ли вы некоторую преемственность в решениях жюри на протяжении ряда лет, которая формировала бы лицо премии?

— Мне трудно сравнивать книги из других наук помимо физики или астрофизики. В моей области за последние 10 лет, пожалуй, все достойные книги соприкоснулись с «Просветителем». Хотя, наверное, были и такие, которые пропустили… Дело вот в чем: наверное, самый главный недостаток премии в том, что книгу должен кто-то номинировать: автор или издатель. А ведь иногда бывает, что издатель закрутился, забыл или совсем распалось издательство. Автор оказался недостаточно активным или слишком скромным. Вот я ни разу в жизни не подавал свои книги на эту премию, хотя у меня их немало. И хорошая книга может пройти мимо премии… Мне кажется, что это недостаток. Нобелевская премия сумела организовать процесс так, что не пропускает мимо себя важные научные работы, важные открытия. А премия «Просветитель» такому не научилась, это ее недостаток.

— Как решается проблема отсутствия профильных экспертов в жюри? Насколько небольшой состав жюри помогает-мешает принятию решения в ситуации, когда чаще всего член жюри экспертно может оценить лишь одну-две книги из короткого списка?

— С одной стороны, это плохо. А с другой стороны, если бы жюри было очень большим, оно было бы не в состоянии реально собраться вместе и очно обсудить книжки. Думаю, что в наше время собрать вместе 20–25 человек жюри невероятно сложно. Наверное, система не без недостатков, но то жюри, которое работает все эти годы, в его нынешнем количестве, по-моему, оптимально.

— Как вы относитесь к тому, что решения по книге-победителю часто выглядят слишком непредсказуемыми, а потому спорными? Было бы желательно, по-вашему, ввести развернутую мотивацию о причинах выбора той или иной книги?

— Думаю, что нет. Это частная премия, и тут всё должно решать частное мнение, а не коллективное. Никаких претензий и желаний обсуждать решение жюри у меня никогда не было. Что решили, то решили. Иногда это может показаться недостаточно взвешенным, недостаточно обоснованным, ведь сколько людей, столько и мнений. Никаких мотиваций по поводу победителей быть не должно. Вот вам победитель, мы решили так, это наша премия. Хотите — соглашайтесь, хотите — нет. Но за прошедшие годы редко можно было упрекнуть премию в недостаточно взвешенном решении, обычно оно совпадает с мнением большинства из нас.

— В 2013 году тоже была дискуссия о том, какая книга достойна премии, и критиковали яркую книгу Дмитрия Жукова, ставшую лауреатом…

— Да, я помню. Жюри в отношении этой книги разделилось почти пополам, но перевесило большинство, и это сработало. Тут честная демократия: один человек — один голос. Кстати, сам Зимин подает свой голос как совещательный и никогда — как решающий. Это благородно с его стороны. Кому-то книга Жукова понравилась, кому-то — нет. Не будем это обсуждать, таким было решение жюри.

— Стоит ли, на ваш взгляд, ввести больше номинаций, чтобы, допустим, серьезный научно-популярный труд не конкурировал с более легкой книгой, адресованной широкому читателю? Если да, то какие номинации вы бы предложили?

— Больше номинаций — больше денег. Есть ли такая возможность у премии, может ли меценат позволить себе больше номинаций — я не знаю. Но если бы мог, то я бы предложил давать отдельную премию за переводы иностранных книг, потому что переводная книга — это большая самостоятельная работа издателя, переводчика и редактора.

— Организаторы премии уже объявили, что такая номинация появится.

— Это очевидная идея, хорошо, если на нее хватит сил и денег у мецената. А разделить «серьезные» и «несерьезные» научно-популярные книги очень сложно. Очень сложно провести границу, я бы не стал этого делать.

С. Дробышевский подписывает книгу, получившую «народную» премию
С. Дробышевский подписывает книгу, получившую «народную» премию

— Многие огорчились за Станислава Дробышевского, за его книгу «Достающее звено», которая достойна номинации «За фундаментальный труд».

— По поводу фундаментальности. Если книга научно-популярная, то она не должна быть тяжелой ни по весу, ни для чтения. Все-таки она должна покрывать достаточно широкую аудиторию. И быть доступной по цене. Я честно купил этот двухтомник из рук самого Дробышевского, но до сих пор не притронулся к нему, и объясню почему.

Это большая и тяжелая книга. Мне очень хочется ее прочитать, но физической возможности пока нет. Я часто читаю книги в транспорте; москвичи это делают, к сожалению, каждый день, потому что на транспорт уходит много времени. А такую книгу неудобно носить с собой. Я всё время откладываю ее чтение на будущее и не знаю, появится ли когда-нибудь для этого время. Вот в этом ее очевидный недостаток.

Любой из нас, кто пишет популярную книгу, мог бы написать больше того, что написал, но приходится себя ограничивать. И может быть, ошибка автора в том, что он не сумел себя ограничить тем объемом, который сделал бы книгу небольшой, занимательной и оставил бы место для других книг. Нет, он всю информацию вложил в одну! Может быть, это промах не столько автора (он азартен!), сколько издателя и редактора. В нынешних условиях книга не может быть такой объемной. Ее физически трудно с собой носить.

— В ответ на ваш упрек вам скажут, что есть же электронная версия по цене 300 рублей.

— Я предпочитаю бумажную книгу, такой уж я «старорежимный читатель». Электронную мне неприятно держать в руках, хотя и приходится. Читаю с большого экрана. Кстати говоря, заметил, что пожилые с трудом справляются с экранами смартфонов и даже электронных книг. Наши глаза уже не те, и читаем мы только с большого экрана. А большой экран привязан к компьютеру, к квартире. Это тоже надо учитывать, а это редко учитывают молодые компьютерщики, создающие электронные тексты. Между прочим, время для чтения научно-популярной литературы есть в основном у пенсионеров, у людей, которые уже не так сильно связаны с работой, и это тоже надо учитывать.

— Есть ли научно-популярная книга, которая кажется вам неким эталоном на русском языке? Шедевр на все времена?

Шедевр — это то, что пережило свою эпоху. Я знаю только одну книгу, точнее, серию книг, которые пережили несколько поколений. Это книги Якова Исидоровича Перельмана. Посмотрев на сегодняшние прилавки, трудно не увидеть «Занимательную физику», «Занимательную математику», «Занимательную астрономию»… Значит, он угадал читателя и угадал способ подачи материала. Он знал, как заинтересовать читателя, как пробудить интерес любознательного ума к сложному предмету и коротко о нем рассказать. Перельман — почти идеальная находка в области научной популяризации.

Дмитрий Баюк
Дмитрий Баюк

«Нужно сузить предметное поле для книг-участниц»

Дмитрий Баюк, член жюри премии 2016 года:

— Какие книги, на ваш взгляд, должны становиться победителями премии «Просветитель»? Когда вы были членом жюри, что для вас было приоритетом при выборе лучших книг?

— Это не такой простой вопрос, и на него невозможно ответить простым рецептом. Книга должна быть привлекательной в нескольких отношениях. Должна быть точно выбрана тема, автор должен дать хороший текст, художник — придумать соответствующую подачу, и т.д., и т.д. Исходным при оценке книги оказывается общее впечатление, которое почти невозможно поделить на составляющие. Но кроме всего прочего у меня есть личные предпочтения, и я всегда с особым вниманием отношусь к книгам, посвященным физ-матнаукам или их истории. При прочих равных я стараюсь поддерживать именно их.

— Если взять книги-победители за 10 лет, то задает ли это какой-то тренд для научно-популярной литературы? Видите ли вы некоторую преемственность в решениях жюри на протяжении ряда лет, которая формировала бы лицо премии?

— Не надо забывать, что кроме жюри есть еще и оргкомитет премии. Из 150–200 (как я слышал) заявленных на конкурс книг жюри получает только 25. Это весьма жесткий отбор, и основной тренд формируется уже здесь. Но и разные люди, оказавшись вместе в одном жюри, в основном согласны с тем, какую задачу они решают. Просветительство направлено не просто на то, чтобы незнающего сделать знающим. Просвещенный должен занять определенную общественную позицию благодаря полученному знанию, и эта сторона дела вызывает иногда бурное неприятие, как ни странно, даже среди некоторых довольно просвещенных людей.

— Как решается проблема отсутствия профильных экспертов в жюри? Насколько небольшой состав жюри помогает-мешает принятию решения в ситуации, когда чаще всего член жюри экспертно может оценить лишь одну-две книги из короткого списка?

— Я думаю, этот вопрос не совсем корректно поставлен. В жюри довольно много профильных экспертов, причем специализация некоторых из них весьма широка. Вопрос, очевидно, в том, что при небольшом их количестве неизбежно появление в читаемых книгах вопросов, по которым ни один из членов жюри не специалист. Ну что же, по некоторым поводам членам жюри приходится обращаться к коллегам или лезть в специальную литературу. Но в основном проблема решается методом аналогии: среди наших авторов узких специалистов тоже немного, и почти любой из них так или иначе забирается в ту область, где я прекрасно ориентируюсь. Если он проврется в том, что я знаю, то не будет ему доверия и в остальном.

— Как вы относитесь к правилу, что одна книга может быть номинирована только один раз? А также к правилу, что автор книги должен согласиться с номинированием на премию?

— К обоим позициям я отношусь положительно. Конечно, всякий конкурс отчасти лотерея, и книга, не попавшая в шорт-лист в один год, может оказаться победителем на следующий. Но проблема в том, что для составления шорт-листа приходится отказаться от совсем не маленького числа других, может быть, не менее достойных. Первое правило способствует необходимой ротации претендентов на премии. Я бы, честно говоря, даже дополнил его некоторыми ограничениями на участие в новом конкурсе авторов-победителей предыдущих лет. А второе правило естественным образом следует из первого: автор, например, может посчитать, что состав жюри неблагоприятен для его книги, и подождать изменений. Кроме того, как мы видели, не всякому может быть приятно примкнуть к «секте» просветителей.

— Как вы относитесь к тому, что решения по победителю часто выглядят слишком непредсказуемыми, а потому спорными? Было бы желательно, на ваш взгляд, ввести развернутую мотивацию о причинах выбора той или иной книги?

— Чтобы решение не выглядело спорным, надо радикально сузить предметное поле для книг-участниц. Скажем, проводить конкурс на лучшую популярную книгу об эволюционной биологии. А так мы всегда будем стоять перед необходимостью делать выбор между круглым и красным и невозможностью объяснить окружающим, почему ЭТО круглое мне понравилось больше, чем ЭТО красное. Если бы такая «развернутая мотивация» была возможна, мы бы заменили жюри компьютером.

— Стоит ли, по-вашему, ввести больше номинаций, чтобы, допустим, серьезный научно-популярный труд не конкурировал с более легкой книгой, адресованной широкому читателю? Если да, то какие номинации вы бы предложили?

— Вопрос о дополнительных номинациях всегда висит в воздухе и, насколько я могу судить, в последние годы почти всегда решается положительно. Книг-победителей оказывается больше двух. Другое дело, что можно было бы предусмотреть дополнительную, третью номинацию, которая до последнего момента оставалась бы «немой» и вместе с решением о награждении приобретала бы определение, за что она награждается. Это была бы любопытная интрига, но такая неопределенность заметно бы дезорганизовала весьма строго налаженную работу жюри.

Александр Марков
Александр Марков

«Просвещению нужны книги обоих типов!»

Александр Марков, лауреат премии «Просветитель» 2011 года за книгу «Эволюция человека» (в двух томах), член жюри 2012 года:

По-видимому, вопросы, заданные ТрВ-Наука, отчасти связаны с тем недоумением, которое возникло у многих по поводу последнего решения жюри, отдавшего первое место в номинации «Естественные и точные науки» книге Дарьи Варламовой и Антона Зайниева «С ума сойти! Путеводитель по психическим расстройствам для жителя большого города», а не книге Станислава Дробышевского «Достающее звено», которая многим казалась более достойной.

За книгой Дробышевского стоит многолетний героический труд на ниве популяризации, сайт «Антропогенез.ру» (сам по себе заслуживающий премии), сотни прочтенных лекций, несколько прекрасных антропологических выставок, организованных Станиславом совместно с Александром Соколовым.

Я могу предположить, какие особенности книги Дробышевского могли произвести негативное впечатление на жюри: огромное количество деталей, фактов, которые широкой публике знать, может быть, и не обязательно; сложность некоторых разделов; очень большой объем; ориентированность на подготовленного читателя. Но всё же данное решение жюри многим показалось не очень справедливым (это видно и по тому, что именно Дробышевский получил «приз зрительских симпатий»).

Подобные «неожиданные» для многих решения жюри случались и раньше. Например, известно весьма неоднозначное отношение специалистов к лауреату 2013 года — книге Д. А. Жукова «Стой, кто ведет?». По мнению ряда экспертов, в этой книге есть немало тенденциозных, недостаточно обоснованных с научной точки зрения суждений. Возможно, избегать в будущем подобных ситуаций помогло бы дополнительное «внешнее» рецензирование.

Я бы предложил давать каждую книгу из короткого списка на рецензию двум независимым экспертам — заслуженным специалистам в данной области науки. Как это делают во всех научных журналах. А потом на собраниях жюри зачитывать эти рецензии. Пусть они не имеют «права решающего голоса», пусть решение остается за жюри, но такие рецензии дали бы возможность членам жюри, не являющимся специалистами в данном вопросе, ознакомиться с мнением профессионалов касательно научной обоснованности приведенных в книге сведений.

При оценке просветительских книг членам жюри приходится учитывать одновременно множество весьма разноплановых критериев, и никаких простых и однозначных рецептов здесь нет и быть не может. Равно как и не может быть такого, чтобы каждое решение жюри вызывало только всеобщее одобрение. Это очень непростая задача — выбрать из четырех достойных книг одну «самую-самую». В научно-популярной литературе всегда имеет место некий trade-off между научной основательностью и широтой охвата аудитории. Если одна книга более весома, корректна и содержательна в научном плане, но сложновата для неподготовленного читателя, а другая написана более простым и общедоступным языком, но дает более поверхностный, «попсовый» взгляд на проблему, какую из них выбрать? Что важнее?

На самом деле для общего дела просвещения, безусловно, нужны книги обоих типов! Меня, например, дико бесит, что чуть ли не в каждой научно-популярной книге по эволюционной биологии раз за разом куча места уделяется азам: что такое ДНК, нуклеотиды, генетический код, как информация, записанная в ДНК, переписывается на РНК, а потом транслируется в белок… Сколько раз можно про это читать? Почему обязательно нужно исходить из допущения, что данная книга является первой биологической книгой, которую читатель взял в руки?

Хотя тем читателям, которые действительно впервые в жизни взяли в руки книгу по биологии, такая информация полезна. И всё же, на мой взгляд, сейчас и в русской, и в английской научно-популярной литературе наблюдается сильный перекос в сторону попсовости, ориентированности на абсолютно неподготовленного, безграмотного читателя. Мне бы хотелось, чтобы баланс хоть немного сместился, т.е. чтобы интересы продвинутых читателей тоже иногда учитывались.

Мне кажется, премия постоянно балансирует между этими ситуациями, так что победителями оказываются по очереди то чуть более «попсовые», то чуть более «основательные» книги. Может быть, действительно следует увеличить число номинаций? Скажем, по естественным и точным наукам рассматривать по отдельности книги, ориентированные на неподготовленного и продвинутого читателя. Но я совсем не уверен, что это будет правильно и решит все проблемы. Скорее нет, чем да. Премия в своем нынешнем виде стимулирует и авторов тоже балансировать между названными крайностями, не скатываться в одну из них, что, как мне кажется, идет в целом на пользу делу. Хотя следующую научно-популярную книгу по биологии, которая начнет мне на 50 страницах рассказывать про четыре нуклеотида ДНК, репликацию, транскрипцию и трансляцию, я просто выкину в мусорное ведро. Но это уже мои личные проблемы.

В целом я присоединяюсь к мнению, высказанному, в частности, Ольгой Орловой (в «Фейсбуке»): счастье, что премия «Просветитель» существует, а то, кому именно достается главный приз, в конце концов, не так уж и важно. К тому же короткие списки из года в год производят самое благоприятное впечатление.

Фото с церемонии пресс-службы премии

Связанные статьи

4 комментария

  1. «По поводу фундаментальности. Если книга научно-популярная, то она не должна быть тяжелой ни по весу, ни для чтения.»
    «— В ответ на ваш упрек вам скажут, что есть же электронная версия по цене 300 рублей.

    — Я предпочитаю бумажную книгу, такой уж я «старорежимный читатель».»
    Что за предвзятое отношение к коллегам, Дробышевский постарался на славу, обе книги отличные (хотя и достаточно большой объем приведенных характеристик находок)
    Сурдин не прав!

  2. Нужны ли перемены?
    Если этот вопрос отнести к просветительству, а не к награждению просветителей, тогда на этот вопрос ответил академик Н.Н.Моисеев:
    В нынешнее время интеллигенция, точнее слой людей, занимающихся интеллектуальной деятельностью, имеет всё возрастающее значение в жизни общества. И если бы у этого слоя людей возникло некое общее понимание ситуации, сформировалось бы общее представление о желаемом будущем, о системе приоритетов, это могло бы оказать самое серьёзное влияние на судьбу страны и помогло бы сформировать ту систему взглядов, которую иногда называют национальными целями. Для народа трагично, когда идеология пронизывает все формы общественной жизни. Однако и без представления о национальных целях, без определённого видения перспектив любому народу выжить очень трудно, а сохранить культуру – невозможно… Общество, народ становятся беззащитными. Это мировозрение, – нельзя не согласиться с Руссо, – не может быть навязано, оно вызревает в народе. Но ускорить его созревание, уберечь от диких крайностей можно и необходимо. А за это в ответе интеллект нации!
    Для выполнения такой роли необходимо не только просветительство, но и собственный пример. Когда же люди, претендующие на то, чтобы иметь право называться интеллигенцией, совестью народа, добившись определённого уровня власти, рвутся к куску общественного пирога и неспособны внятно объяснить, во имя чего происходит полная реорганизация всего общества, когда они хотят достичь лишь собственного благополучия, такая ситуация поистине трагична! Тем более, в условиях, когда основная масса людей интеллектуального труда делает в это время судорожные усилия, чтобы уберечься от элементарного голода, чтобы уцелеть в этом хаосе безвластия и прогрессирующей нищеты.
    И тем не менее, именно интеллигенция только и может сформировать представление о «желаемом будущем».
    Но надо, чтобы такое представление не оказалось утопией, а отражало реальность, ибо утопические иллюзии опаснее любого безыдейного хаоса. Утопия в любой её форме, как только превращается в догму порождает тот или иной вариант тоталитаризма – утопическое мышление отвергает либерализм в принципе – ибо не допускает альтернатив. Для того, чтобы снова не впасть в утопию, необходимо видение возможных сценариев развития и тех усилий, которые могут быть предприняты. И, прежде всего теми, кто стоит в стороне от общего дележа (или разграбления, что более точно!). А их все-таки огромное большинство. И только их давление на людей, которые участвуют в дележе общего пирога, может оказать какое-то влияние на судьбы страны и её народов.

    Н.Н.Моисеев «Как далеко до завтрашнего дня»
    http://www.e-reading.club/chapter.php/39633/90/Moiseev_-_Kak_daleko_do_zavtrashnego_dnya.html

  3. У меня складывается впечатление, что просветители, живя вчерашним днем, недооценивают своих возможностей при переходе экономики на новый технологический уклад.
    Академик Н.Н.Моисеев утверждал, что изменение общественного уклада произойдет не в силу социальной инженерии небольшой группы избранных мудрецов или членов “ордена меченосцев”, но и в силу тех же рыночных механизмов, той же проклятой конкуренции и всего того, что естественно назвать творчеством миллионов.
    http://www.ecolife.ru/zhurnal/articles/8849/
    Наряду с утверждением академика Н.Н.Моисеева академик Европейской академии наук О.Л.Фиговский утверждает, что уровень технологического развития является ключевым, критическим фактором, определяющим в долгосрочной перспективе уровень социально-экономического развития страны и ее как промышленных, так и аграрных и аграрно-промышленных регионов. Попытки преимущественно монетарного преобразования экономики, даже при осуществлении значительных инвестиций в производственную сферу, не способны обеспечивать высокие темпы развития и долгосрочную конкурентоспособность, если они не поддержаны качественной технологической модернизацией. Опыт многих стран свидетельствует о том, что реализовать идеи устойчивого развития страны, ее технологического перевооружения и ускорения перехода на инновационный путь развития реальной экономики не удастся, пока не появятся национальные кадры, способные реализовать эти задачи.
    О.Л.Фиговский отмечает, что во многих странах проводят реформы высшего образования и предложили целый ряд методических и организационных работ по созданию и имплементации в систему высшего образования средств и методов подготовки национальных кадров, обладающих креативным мышлением и владеющих инновационным инжинирингом и методами технологического бизнеса с тем, чтобы они смогли провести фундаментальные и прикладные исследования в области естественных наук, обеспечивающие рациональное использование природных ресурсов и их переработку, разработку инновационных технологий и оборудования для получения новых материалов.
    Учитывая, что такие специалисты не могут проводить фундаментальные и прикладные исследования в области естественных наук, т.к. такие исследования выходят за рамки их компетенции, поэтому можно предположить, что под словом «провести» О.Л.Фиговский имел в виду процесс организации таких исследований.
    Тогда сложно не согласиться с утверждением О.Л.Фиговского, что без решения научных проблем оптимизации отдельных производств невозможно обеспечить устойчивое развитие всей страны.
    Он отметил, что одним из наиболее перспективных направлений оптимизации экономики является использование технологического бизнеса для ее инновационного наполнения, который способен разгосударствливать сферы инвестиционного и инновационного менеджмента, используя современные методы проектного менеджмента.
    О.Л.Фиговский, В.М.Задорский, «Проблемы инженерного образования. (От креативного образования через инновационный инжиниринг к технологическому бизнесу)»
    http://www.figovsky.iri-as.org/stat/Problemi%20injenernovo%20obrazovania.pdf
    В общих чертах, на мой взгляд, все логично. И то, что приоритет в перспективных направлениях оптимизации экономики отдается использованию технологического бизнеса, т.к. его устойчивость зависит, в том числе, от спроса потребителей на его товары и услуги, но есть одна проблема, которая может свести на нет все усилия технологического бизнеса.
    Такой проблемой является состояние фундаментальной науки, которая не имеет причинно-следственных связей с технологическим бизнесом.
    Я не представляю, как инженер, какой бы подготовкой он не обладал, смог бы самостоятельно без «посредника» разобраться в джунглях научной информации в междисциплинарной области знаний?
    На мой взгляд, такую причинно-следственную связь на начальном этапе могли бы обеспечить просветители, выполняя функцию специалистов по проблеме.

  4. Любопытно, а подготовленные специалисты, владеющие инновационным инжинирингом , методами технологического бизнеса с тем, чтобы они смогли организовать фундаментальные и прикладные исследования в области естественных наук будут ли востребованы на рынке и будет ли их работа эффективна на современном этапе?
    Предположим, что были подготовлены инновационные инженеры по обеспечению качества воздуха в помещениях. Пусть целью их деятельности будет профилактика неинфекционных заболеваний связанных с улучшением качества воздуха. Поставленная задача имеет решение только в том случае, если будет известно какой химический состав и концентрации необходимо поддерживать в замкнутых объемах.
    Тогда, с моей точки зрения, такому инженеру, образно говоря, необходимо найти ответ на вопрос «что было раньше – курица или яйцо?». Но, как говориться были бы кости, а мясо нарастет, что и подтвердил кембрийский взрыв. Тогда будем считать, что была бы скорлупа в форме яйца (косное вещество), а содержимое этого яйца (живое вещество) при неких определенных условиях внешней среды может появиться в процессе эволюции. Очевидно, что если бы отсутствовал процесс образования физиогенных биоминералов (костей и скорлупы), то и курицы бы не было. Так и было в докембрийский период.
    Отсюда напрашивается вывод, что поставленную задачу обеспечения качества воздуха в помещениях можно попытаться решить через изучение механизма образования патогенных и физиогенных биоминералов в организме человека на уровне функционирования экосистем, т.е. с позиций процесса утилизации отходов метаболизма экосистем биосферы.
    А.С.Керженцев, «Изобретения» эволюции на уровне экосистем.
    http://functecology.ucoz.ru/blog/izobretenija_ehvoljucii_na_urovne_ehkosistem/2016-02-19-9
    Как минеролог не может перепутать минерал (патогенный биоминерал), с которым работает, так и палеонтолог не перепутает кости мамонта с костями (физиогенный биоминерал) неандертальца. Хотя, как патогенные, так и физиогенные биоминералы могут образовываться по одному и тому же закону из пересыщенного раствора за счет диффузии в одной и той же дисперсной системе. Но какое огромное и уникальное разнообразие биоминералов для нас представляет биосфера.
    Отсюда можно предположить, что образование и рост физиогенных биоминералов происходит по программе и является управляемым процессом в отличие от образования и роста патогенных биоминералов.
    Процесс образования патогенных минералов в отсутствии живого вещества легко моделируется при выращивании кристаллов в гелях.
    Из полученных нами экспериментальных данных по зарождению и росту кристаллов в гелях, мы пришли к выводу, что из-за малого объема пор кристаллы в них не зарождаются даже при пересыщенном растворе. Они зарождаются в микротрещинах и полостях, которые образуются при слиянии пор при разрушении каркаса геля.
    Использование метода голографической интерферометрии показало, что при диффузии ионов металла из раствора в гель, в нем нарастают напряжения. Напряжения возрастают до определенного уровня, после чего происходит релаксация, т.е. снятие напряжений за счет образования микротрещин и полостей, объем которых существенно превосходит объем пор. Только после этого в них возможно зарождение кристаллов. Напряжения настолько мощные, что с легкостью рвут связи Si – O каркаса геля.
    Отсюда напрашивается вывод, что в дисперсной системе пересыщенный раствор является необходимым, а вот до некоторого минимального критического размера полости или микротрещины – достаточным условием для образования кристалла.
    Далее определение «липидная пора» может привести инновационного инженера в состояние неопределенности.
    Что следует инновационному инженеру понимать под определением «липидная пора» в живом веществе? По большому счету, в дисперсной системе дисперсная фаза в дисперсной среде образует поры, тогда «липидная пора» совсем не пора, а дефект структуры, как трещина в твердом теле. К таким явлениям в косном веществе относят процесс разрушения твердых тел (эффект Ребиндера).
    Здесь следует отметить, что в случае образования «липидной поры» используют понятие «критический размер пор», а в случае разрушения твердых тел – «критический размер трещины», что в принципе одно и то же.
    Чем отличается дефект структуры «липидная пора» от трещины в твердом теле, что описание данного явления в живом и косном веществах различаются?
    Будет отличаться только тем, относительно чего будем рассматривать. Если липидную пору будем рассматривать относительно липидного слоя, тогда это будет одна физическая модель и причины ее появления будут связаны с метаболизмом живого вещества. Если рассматривать липидный слой с дефектом структуры «липидная пора» относительно внеклеточной жидкости, тогда это будет совсем другая физическая модель и причины ее появления будут связаны с внешней средой. Это так же, как рассматривать образование кальцита в живом веществе. Если образование этого биоминерала связанно с высокой концентрацией ионов кальция в этом веществе, тогда причина связана с нарушением метаболизма. Если образование его связано с высокой концентрацией карбонат-иона, тогда причиной может быть не только нарушение метаболизма, но и высокая концентрация углекислого газа в воздухе.
    Иными словами, на данном этапе инновационному инженеру необходимо сделать самостоятельный выбор между двумя физическими моделями одного и того же явления: либо для живого вещества, либо для косного. Самостоятельно ему такой выбор не сделать, т.к. решая задачу обеспечения качества воздуха в помещении для человека (живого вещества), он рассматривает процессы биоминерализации косного вещества.
    На мой взгляд, инновационного инженера из состояния неопределенности мог бы вывести специалист по проблеме из среды научного сообщества. Для этого необходимо найти промежуточный объект для исследования между косным и живым веществами. По всей видимости, таким объектом могут служить полимеры.
    Как отмечает А.Л.Волынский в статье «Эффект Ребиндера в полимерах» (Журнал«Природа», №11,2006 год), что в полимерах размер пор можно легко регулировать, изменяя степень вытяжки полимера в адсорбционно-активной среде до нескольких сотен процентов (используя эффект Ребиндера), легко добиться избирательной адсорбции.
    Любопытно, а что можно получить, если всю эту процедуру проделать в обратном порядке? Если неким образом, например, за счет образования и разрушения белков на поверхности мембран клеток в плотной упаковке , обеспечив тем самым избирательную адсорбцию на их поверхности за счет внеклеточной жидкости, а деформацию пор, образованных мембранами этих клеток организовать тянущим усилием поперечными мостиками, тогда на сколько сотен процентов самопроизвольное сжатие пор сожмет мышечное волокно?
    Случайно, благодаря управлению, не этого ли механизма самопроизвольного сжатия и растяжения пор в дисперсной системе живое вещество научилось перемещаться в пространстве?
    Из выше изложенного можно сделать вывод, что эффективность работы инновационного инженера по созданию новых технологий может существенно зависеть от специалиста по проблеме из среды научного сообщества. Тогда их и готовить необходимо параллельно с целью, чтобы их совместная деятельность обеспечивала причинно-следственную связь между наукой и технологическим бизнесом.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *