Июльский дождь на планете Плюк

Дождь. Эпизод фильма «Я шагаю по Москве» (сценарий Геннадия Шпаликова)
Дождь. Эпизод фильма «Я шагаю по Москве» (сценарий Геннадия Шпаликова)

↓ Отклик Екатерины Еременко о Марлене Хуциеве

В поисках идей и искренних чувств, а также времен, объединяющих всех нас, живущих «от Волги до Енисея» (и даже многим дальше), записные политтехнологи сбились с ног. На помощь призвана, казалась бы, беспроигрышная Великая Отечественная, однако это уж такое единение, которое порождает не тонкие ностальгические чувства, а единственную отрывистую команду: встать в общий строй без разговоров, рассуждений и рассусоливаний. И ни шагу в сторону. А «общая вера», увы, пока лишь ссорит: если не хотите разругаться — даже и не заговаривайте с соседом о религии и политике…

Как ни странно, «чувства добрые» и вполне ностальгические практически у всех рождают мягкие шестидесятые, та самая «бесполезная оттепель», о которой говорят зачастую небрежно и без пиетета и которая закончилась, едва начавшись, оставив лишь смутный отсвет. Но именно в шестидесятых свои корни (и я сам много раз слышал) отыскивают люди самых что ни на есть противоположных убеждений. Только тогда, кажется, все начали осматриваться, всерьез погружаться в нетривиальные рассуждения о себе и окружающем мире, замечать что-то, к чему раньше приглядываться было просто опасно, мечтать… Мир стал сложнее и разнообразнее, в нем, кажется, действительно можно было найти свое собственное место и жить честно и искренне. Можно было, наконец, разглядеть впереди и нечто теплое, светлое, не просто набор выверенных и оттарабаненных лозунгов. И это к тому же было время универсальных общечеловеческих свершений: все эти физики и лирики, Политехнический, поющие поэты, Окуджава, Визбор, Физтех, полеты в космос…

Возможно, мы быстро забыли бы в череде прошедших лет этот недолгий легкий всплеск и его слабые оттенки, однако важный образ шестидесятых в общем сознании закрепило то небольшое количество по-настоящему интеллигентных и обаятельных фильмов, тяга к которым со временем, кажется, только крепнет. Перечисляют обычно «фильм про ученых» «Девять дней одного года» (1962) Михаила Ромма, а затем «развитие темы» у учеников и соратников — «Я шагаю по Москве» (1963) Георгия Данелия, «Застава Ильича» (1964) и наконец «на излете» «Июльский дождь» (1966) Марлена Хуциева.

Если попытаться передать одним словом, для чего же мы оглядываемся, чем дорого то время, то можно сказать так: в поисках чего-то подлинно человеческого, пусть даже и «социализма с человеческим лицом». Настоящая дружба, настоящие чувства, захватывающая любимая работа… В каком-то смысле сейчас, после периода «расхлябанности», нас накрывает противоположная тенденция — «завинчивание гаек» сопровождаемое изменениями в социуме: ожесточение, грызня и ссоры всех со всеми, новые поводы для обид и «оскорблений», требование запрета на профессию, предотвращение доступа к «экстремистской» информации, беспощадная «оптимизация» всех социальных служб, лишь усиливающая тоску по «утраченной человечности».

Формально все упомянутые фильмы (вполне успешные и в свое время тоже, особенно «Девять дней одного года») должны были казаться вполне безобидными и даже воспевающими новую советскую действительность, обновление, молодость и устремленность в будущее (по крайней мере, после дополнительной внешней кастрации, устроенной, в частности, «Заставе Ильича»), однако и «малозаметный», прошедший в ограниченном прокате «Июльский дождь» не обманул бдительных и не в меру чувствительных критиков. Очевидно, что подобные фильмы имеют сомнительную ценность для доказательства «преимуществ советского образа жизни» или подталкивания советских людей к новым свершениям. И за грустью и меланхоличностью «монотонного» повествования скрывается вовсе не уверение в бессмысленности окружающего бытия, а, напротив, недоверие к спокойному цинизму приспособленцев, «перспективных ученых», расчетливо прощающих начальству воровство своих работ в ответ на преференции, сложный бунт, зреющий в пусть и не выдающемся, но мыслящем человеке.

Георгий Николаевич Данелия (1930–2019)
Георгий Николаевич Данелия (1930–2019)

«Некоммуникабельность! Неспособность людей к общению! Сладкая жизнь! Суета сует и томление духа! Но у Бергмана и Антониони некоммуникабельность буржуазных интеллигентов имеет глубокие социальные причины. Суета сладкой жизни разоблачается Феллини с позиций неприятия буржуазного общества. Однако я уверен, Марлен Мартынович, что Вы не считаете людей имманентно замкнутыми в себе, непознаваемыми и неконтактными, что Вы не считаете, что наше общество парализует попытки индивидуумов к общению», — так написал в «Открытом письме» Хуциеву кинокритик Ростислав Юренев1. Тут понятна суть претензий. Меланхолию и недовольство окружающей действительностью можно демонстрировать лишь в фильмах, бичующих «загнивающий Запад». Наши люди не могут испытывать разочарований и не могут быть некоммуникабельными.

Удивительно, как распорядилась судьба двумя уроженцами Тифлиса дворянских кровей, Марленом Хуциевым и Георгием Данелия, ставшими со временем профессиональными режиссерами, оказавшимися на «Мосфильме» и снявшими «системообразующие» картины. Они ушли из жизни сейчас, почти синхронно, до последнего продолжая защищать идеалы молодости (без чрезмерности, впрочем, и не выпадая из «обоймы»). И если Хуциев своим «Июльским дождем» подводил черту под недолгой «оттепелью», то Георгий Данелия уже в восьмидесятых клеймил всё убожество «цветовой дифференциации штанов» и поклонения очередному «Господину ПЖ» и его эцилоппам, произведя на свет, пожалуй, самую оригинальную ­отечественную фантастику и антиутопию — «Кин-дза-дза!» (1986).

Может ­показаться, что сей шедевр вырос как бы из ничего, на пустом месте, после целого ряда «лирических комедий» про «чудесных грузинов», но ведь еще в 1965 году Данелия снял комедию «Тридцать три» с тем же Евгением Леоновым, которую почти сразу «положили на полку» из-за кадров «типичного кортежа» (автомобиль «Чайка» в сопровождении эскорта мотоциклистов). Бдительные «товарищи» усмотрели в этом пародию на встречу космонавтов (и это лишь в лучшем случае). К сожалению, к запрету приложили руку и наши замечательные Алексей Леонов, Юрий Гагарин и другие космонавты, потребовавшие «принять меры». Так вот, герой Евгения Леонова, признанный уникумом из-за «сверхкомплектного» зуба, делает стремительную карьеру и даже отправляется посланцем на международную научную конференцию к марсианам. Вполне себе «чатлано-пацакский» сюжет, где на вершину успеха приводит случайная безделица — как и простая КЦ (спичка). А был и еще вполне фантастический (и чем-то похожий на «Тридцать три») фильм 1982 года «Слезы капали» (опять же с Евгением Леоновым в главной роли).

Весьма знаменательно то, что действие фильмов «шестидесятников» из светлой, утренней, поющей и окрыленной неясной надеждой Москвы в конце концов перенеслось на мрачную планету Плюк… Теперь эти гении ушли и не доснимут продолжение про новую «оттепель».

Максим Борисов


1 «Советская культура», 29 августа 1967 года.

Марлен Мартынович Хуциев (1925–2019)
Марлен Мартынович Хуциев (1925–2019)

Екатерина Еременко, снимающая отличное научно-популярное кино, написала отклик о Марлене Хуциеве.

Наверное, можно было бы предвидеть, но я никак не подготовилась, чтоб писать о Марлене Мартыновиче в прошедшем времени.

Азартный, легкий, озорной, хитрый, безупречно порядочный, музыкальный, смелый… а мы же встретились, когда Марлену Мартыновичу уже был восьмой десяток.

Я до сих пор когда смотрю некоторые эпизоды, например финал «Был месяц май», реву. Эти кадры вошли в историю мирового кино и, безусловно, повлияли на многое, что потом снималось. Я до сих пор не понимаю, как это было сделано, у меня каждый раз стоит ком в горле.

Марлен Мартынович был нашим Мастером. Наша мастерская была одной из последних, которую он набрал во ВГИКе. Учились мы в самом конце 90-х, после кризиса. Тогда в России снималось и доходило до широкого экрана фильмов в год примерно один. Студентов ВГИКа учили монтажу кино тогда так: выдавали пленку со старым индийским кино и на старинных монтажных столах со шторками предлагали его по-новому разрезать и с помощью скотча склеить, чтоб получилась другая история. Особенно не разбежишься — с индийским кино. Поэтому на занятиях мастерства режиссуры мы с Марленом Мартыновичем в основном занимались театром. И вот мы ставили какие то сценки, играя в эпизодах друг у друга. Помню, что практически всегда, когда мы первоначально смотрели эти постановки, у всех было чувство неловкости, как будто смотришь любительскую самодеятельность. И вот тогда потом выходил на площадку Хуциев и, нисколько не критикуя, а на основе того, что он видел, делал какие то предложения, что-то придумывал и тут же воплощал. Это было как будто бы он тянул и вытягивал какие-то ему видимые ниточки, как макраме, когда из ничего вдруг появляется что-то реальное. И это было волшебство. Я помню, что это волшебство рождалось на наших глазах, как из ничего, из пустоты возникает новый мир. Мы были свидетелями этой магии много раз.

Кстати, не очень хорошо известно, что Андрей Тарковский в студенчестве проходил практику у Марлена Хуциева. В интервью вгиковской газете в 1966 году Тарковский говорил: «Я почувствовал свое призвание только на пятом курсе, а до тех пор я и понятия не имел, зачем я пришел во ВГИК. Только после практики у Марлена Хуциева я начал понимать, что это настоящее, большое искусство…»

Я прочла об этом в книге Николая Болдырева и рассказала Марлену Мартыновичу; оказалось, что он и сам раньше не знал, что Тарковский о нем писал.

У Хуциева не было никакого высокомерия или пафоса, который часто свойственен кинематографистам и знаменитым людям. У Хуциева был абсолютный музыкальный и кинематографический слух и безупречное чувство порядочности и честности.

Мне ужасно повезло, что я встретила в жизни Марлена Мартыновича и даже имела счастье учиться у него.

facebook.com/ekaterina.eremenko 
(20 марта 2019 года)
Фото: «Википедия»

Связанные статьи

5 комментариев

    1. Ну, это как бы за рамками периода 60-х и «оттепели»… Хотя можно, конечно, еще вспомнить кучу фильмов, даже более известных и ходовых, скажем, «Доживем до понедельника» (но это тоже уже несколько более позднее и в общем-то гораздо у’же, школьные реалии…) «Три тополя на Плющихе»… можно долго… Ну или «Весна на заречной улице», снятый в 1956 году Феликсом Миронером и Марленом Хуциевым, но опять же это еще ДО (да и не про Москву вроде как и не про интеллигенцию… (разве что опять же школьная тема)).

      Еще какой-то ряд прокручивал, но в общем-то тут был смысл в первую очередь вспомнить про Данелия и Хуциева…

  1. Золотые 60-е… Похоже, они были особенными не только для СССР и лично для меня. Когда лет десять назад в США провели опрос, какие годы были лучшими, первое место заняли именно они. А среди многих десятков музыкальных телеканалов, посвященных стилям, направлениям и десятилетиям, все последние так и называются: музыка 50-х, музыка 80-х и пр. И только это десятилетие стоит особняком:, его назвали Old Gold.

  2. Эта статья оставляет по себе интересный вопрос: в какой мере упомянутые режиссёры (и их работы 60-х годов) послужили ступенькой для Тарковского? Или он сформировался сугубо на Бергмане и других зарубежных мастерах? Или он просто уже нёс в себе всё своё, как положено гению? Последняя версия мне кажется наиболее вероятной, но специалисты по истории кино, вероятно, скажут точнее.

    Тут есть параллели с аналогичным (и до сих пор, как мне кажется, не отвеченным) вопросом о том, до какой степени можно считать молодых ленинградских поэтов 60-х тем подлеском, из которого вырос Бродский.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *