Героиня очередного «Слова и антислова» www.mn.society_edu/20130308/339289799.html, «автор песен и музыкант Наталья О’Шей (Хелависа)», отрекомендовавшаяся между прочим лингвистом, говорит, что ненавидит откровенно неграмотные слова плана «волнительный». Вот интересно, думаю, что такого откровенно неграмотного в слове волнительный? В нем просто некая ненужная экзальтация, а с грамотностью ничего такого. Но далее она поясняет: «Я терпеть не могу неверные ударения и новообразования восьмидесятых годов — уже упоминала ужасное словечко «волнительный». Что это за слово? Кто такой «волнитель»?» Ну она же говорит, что лингвист. При чем тут волнитель? Что, если есть слово упоительный — должен быть упоитель? Или оно тоже неграмотное? А восхитительный — восхититель? Зубодробительный— зубодробитель? Наконец, если офигительный — то и офигетель?
Да нет, кто спорит, слово волнительный никак не назовешь нейтральным. Более того, оно входит в список дежурных речевых шероховатостей, который легко воспроизведет каждый культурный носитель русского языка, будучи разбуженным среди ночи (кофе мужского рода, одеть-надеть не путаем, звонишь и ложишь ужасно, как бы — слово-паразит). Проблема не в этом. Часто люди думают, что «нормальность» или «ненормальность» — это такое имманентное свойство слова, коренящееся в его структуре. На самом деле, просто у каждого слова свои пути вхождения в язык, своя история жизни, своя окраска, которую оно может приобретать, терять или менять. Нам говорят: вот, мол, волнующий — нормальное слово, а волнительный — ненормальное. Но нормальное слово — это всего лишь слово, которое закрепилось в языке с нейтральной окраской. А то, которое не закрепилось, кажется ненормальным. Слово, например, неделимое вместо индивидуальность сейчас кажется глупым или странным, а когда-то не казалось. Ведь вот слово трогательный — такое же по структуре, как волнительный, а оно нейтральное. А трогающий вообще не вошло в язык. А сложись иначе, победили бы варианты трогающий и волнительный, и те же люди с тем же пафосом рассуждали бы о нелепости вариантов трогательный и волнующий.
И потом, с чего это волнительный — «новообразование 80-х годов»? Вот же: Можно в толпе и при самом волнительном зрелище оставаться спокойным и радостным, и можно лежа в постели себя измучить своими мыслями, так что будешь задыхаться от волнения. [Л.Н. Толстой. Письма. (1894)]; И отчего всё в мире так странно, так волнительно. «Волнительно», — повторил громко Мартын и остался словом доволен». (Набоков. «Подвиг», 1931 (первая публикация)); «Если бы» такая неловкость произошла в действительности, она бы принесла нам много неприятных, волнительных минут. [К.С. Станиславский. Работа актера над собой (1938)]; Для Художественного театра цензура разрешила запрещенные раньше места, и вся Москва волнительно ожидала этого спектакля, боясь, что их любимый театр должен будет уступить пальму первенства в этой постановке Малому театру. [Н.Ф. Балиев. Воспоминания (1930-1936)]. Кстати, наверное, от Станиславского, от актеров его школы и пошла мода на это слово. Замечательно об этом у Аксенова: Выступать она не умела, сильно путалась, говорила какие-то шаблонные, свойственные «людям искусства» слова: «где-то по большому счету» и «волнительно» вместо «волнующе» — и произносила прилагательные мхатовским говорком, то есть так, как ни в жизни, ни на экране никогда не говорила. [Василий Аксенов. Пора, мой друг, пора (1963)]. Действительно, в этом слове долго ощущалось что-то актерское. Как написал мне в подтверждение этого один из читателей: «Про «волнительно» мне отец, завзятый театрал, так и объяснял в детстве, в 60-е, что так говорят только артисты».
Тут ведь вот еще что интересно. На самом деле понятно, почему людям нравилось говорить волнительный вместо волнующий. Слово волнующий к тому моменту захватило уже очень широкий спектр эмоций, включая и весьма «общественные»: С быстротой спутника облетела Пекин и весь 600-миллионный Китай волнующая весть об успешном запуске Советским Союзом космической ракеты в направлении Луны. [«Северный колхозник», 1959.01.06]; Ведь теперь вплотную придвинулся момент — самый жгучий, волнующий, радостный, страшный, — момент первого испытания машины. [А.А. Бек. Талант (Жизнь Бережкова) / Части 1-3 (1940-1956)]. И когда слово волнительный вошло в обиход, оно призвано было подчеркнуть сугубо частный характер переживания, некую особую душевную трепетность, но судьба его сложилась неудачно: в нем появился неприятный оттенок жеманства, за который его радостно клеймили. А сейчас не цитатно это слово вообще мало кто употребляет, зато многие поминают в рассуждениях о том, что вот есть некоторые слова дурного тона — причем рассуждения эти были уже в 60-е — 70-е годы.
Кстати о переживаниях. Давно хочу написать о том, как изменилось употребление слова переживать. С детства мне кажется, что во фразе из песни Окуджавы про пиджак (1960) А сам-то все переживает:/ Вдруг что не так. Такой чудак есть какая-то обиходность. Вполне симпатичная, но тем не менее. Еще запомнилось, как по-домашнему Наина Ельцина в каком-то телеинтервью говорила после предательства Коржакова: Борис Николаевич очень переживает. Понятно, что есть классическое употребление слова переживать в эмоциональном смысле: Он тяжело переживал предательство друга. Но вот в какой-то момент возникло это обиходно-разговорное: Он очень переживает — оно кажется довольно новым. Причем в отличие от классического переживать предательство, чисто ретроспективного, «новое» может быть и проспективным. То есть в этом смысле переживать можно не только по поводу уже случившегося (как в примере с Ельциным), но и по поводу возможного (вдруг что не так — как в примере Окуджавы). И мне стало интересно, насколько оно новое, это значение. Примерно это можно прикинуть, поискав в Национальном корпусе русского языка (ruscorpora.ru) на сочетание переживать+что. Конечно, ясно, что будет мусор, но немного (например, фразы типа что он переживал, что чувствовал). Ну и вот. Всего в корпусе такого больше пары сотен, но при этом до начала ХХ века вообще ничего, а вот в первой половине ХХ-го всего пара примеров, но нашлась: — Значит, вы, я так вас понял, не сильно и переживаете, что сюда попали? [П.Ф. Нилин. Последняя кража (1937)]; Валя, я никогда не думал, что буду так переживать, что ты ушла одна. [А.А. Фадеев. Молодая гвардия (1943-1951)]. Ну, в общем, не то чтобы совсем новое, но распространилось действительно не так давно. Что-то такое явно с этим словом происходило как раз в то время, к которому относятся примеры, не зря вот тут оно в кавычках: Я сам тогда так носился со своими рисунками, так всё это «переживал». [Г.С. Эфрон. Дневники. Т. 1. (1940)]. В общем, надо будет этим заняться.
Со всем сказанным согласен.Добавлю: словцо «волнительный»,оказывается,известно аж с 1703г.,а заклеймил его писатель Константин Федин,один из героев которого говорит: «Волнительно! Я ненавижу это слово! Актерское слово! Выдуманное, несуществующее, противное языку».Только что прочел на http://kirr-zah.livejournal.com/520807.html .
Спорить о том, «правильно ли мы говорим» — давний интеллигентный спор, носящий, порой, характер священной войны: «Ну какой он образованный/серьёзный/умный человек? Он же говорит (следует какое-нибудь слово, знаковое для того, кто обвиняет обсуждаемого в неизлечимой серости)!»
Мне представляется, тут две причины:
Первая — наша старая культурная легенда об «интеллигенции». Как её составная часть — легенда об интеллигентной (она же «литературная») речи. Легенда, заслуживающая особого рассмотрения.
Вторая — то, что у нас настоящего «литературного языка» так и не сложилось. За отсутствием настоящей массовой литературы. Литературы (сейчас скажу пошлую вещь :)), говорящей с обществом и об обществе, занятой интересными всем вопросами.
В которой литературе важно не «авторское самовыражение», а содержание.
У нас литература, если массовая (предлагаемая для «масс»), или скорее дидактическая (пусть и в «художественной форме»), нацеленная «сверху вниз», с неким умозрительным представлением об адресате, этих самых «массах», или -примитивно-развлекательная.
А если «настоящая» — по подчёркнуто «авторская», с авторским же языком и, обычно, интересным только автору и его почитателям взглядом на мир.
Где уж тут выработаться и общепонятному, и точному по смыслу слов, и богатому языку?