Авторы и соавторы

Павел Амнуэль
Павел Амнуэль

О том, что Периодическую таблицу химических элементов придумал Менделеев, знает каждый, кто учился в средней школе. О том, что закон вытеснения жидкости погруженным в нее телом открыл Архимед, знает и тот, кто в средней школе не учился. А о том, что закон всемирного тяготения открыл Ньютон, знают даже те, чьи представления о мироздании сформировались исключительно под влиянием голливудских блокбастеров.

Но, собственно, так ли важно это знать? Я имею в виду не формулировку основных законов природы, а имена их авторов. Если бы никогда не жил на свете Шекспир, то и строка «Быть или не быть? Вот в чем вопрос… » никем и никогда не была бы написана. Иное дело — закон природы. Разве до Кеплера планеты двигались по сторонам квадрата, а потом вдруг начали перемещаться по эллиптическим орбитам?

Когда мы говорим о произведении литературы и искусства, то знаем: оно создано человеком — и вот имя создателя. Когда мы говорим об ученом, открывшем закон природы, то знаем: ничего этот человек не создал, он лишь стал первым, кто узнал о том, что нечто действительно существует.

Есть, по-моему, единственная область человеческой деятельности, пограничная между наукой и искусством, наукой и литературой, где приоритет хотя и существует, но никем не признается — даже коллегами по цеху.

Я имею в виду научно-фантастическую литературу, где сюжетообразующей является новая (непременно новая!) идея. Мысль, которая не только «держит» сюжет конкретного литературного произведения, но и для науки означает столько же, сколько означает идея, высказанная автором статьи, опубликованной в серьезном научном журнале. Однако на высказанную в научной статье идею ссылаться будут обязательно. На такую же идею, высказанную десятью годами раньше в научно-фантастическом произведении, ссылаться не станет никто — и это тоже считается нормальным. Почему?

Во-первых, литература — не наука, приоритет конкретной идеи здесь не так уж важен. Кто-то когда-то первым написал о любви. Кто? Когда? Кому это интересно? А во-вторых, литераторы, работающие в жанре научной фантастики, столько всякого понаписали, что если даже в их произведениях и встречаются удачные (правильные, оправдавшиеся) мысли и предсказания, то, скорее всего, это результат случайного перебора вариантов.

Допустим, что предсказание фантаста сделано случайно, и потому автор идеи не заслуживает приоритета. А имя ученого, случайно открывшего радиоактивность солей урана, нужно ли помнить в таком случае? Приоритет Анри Беккереля неоспорим, хотя, не оставь он случайно фотографическую пластинку в неположенном месте, открытие сделал бы кто-нибудь другой.

Если бы Жан Ле Фор и Анри Графиньи написали научную статью о том, что космический корабль способен двигаться в пространстве, толкаемый лучом прожектора, то, возможно, именно им, а не Петру Лебедеву, принадлежал бы приоритет открытия светового давления. Однако написали Ле Фор и Графиньи фантастический роман, и кто сейчас помнит, что они были первыми?

Множество новых научных и технических идей содержится в произведениях классиков жанра -Жюля Верна, Герберта Уэллса, Александра Беляева, Генриха Альтова, Хьюго Гернсбека, Ивана Ефремова, Айзека Азимова. Подавляющая часть сделанных ими открытий и изобретений была впоследствии наукой и техникой повторена, и приоритет теперь принадлежит тем ученым, кто поставил опыт, построил аппарат, синтезировал вещество…

О том, как пересекаются в своем развитии наука реальная и наука фантастическая, я уже писал в статье, опубликованной в ТрВ-Наука (№ 3, 2008). Сейчас речь пойдет не о динамике развития, а о конкретных предсказаниях (изобретениях, открытиях) писателей-фантастов.

Изобретатель получает авторское свидетельство или патент, удостоверяющий приоритет. Ученый может закрепить свой приоритет публикацией в научном журнале. Открытие или изобретение писателя-фантаста становится всеобщим достоянием, интеллектуальная собственность теряется, с идеей фантаста можно обращаться по-всякому: использовать в другом произведении, будто свою, применить в науке прямо или косвенно, а можно — как это в большинстве случаев и происходит — просто забыть. Через какое-то время инженер совершенно самостоятельно эту идею повторит в своем изобретении. А ученому независимо придет в голову та же идея, как когда-то фантасту. Они-то — изобретатель и ученый — и будут считаться авторами. Это справедливо? Чтобы привлечь внимание к такому странному распределению прав на интеллектуальную собственность, мы с известным критиком фантастики Вл. Гаковым открыли в 1981 г. в журнале «Изобретатель и рационализатор» рубрику «Патентный фонд фантастики». Все было очень конкретно и кратко: приоритетную идею фантаста мы описывали так, будто составляли формулу изобретения для заявки в Госкомитет по делам изобретений и открытий. Плюс, как и положено, краткое описание изобретения (открытия), время публикации произведения… Приведу четыре примера из той рубрики — два «патента» на изобретения в области судоходства и два — на изобретения способов путешествий в космосе. Итак:

Изделие капитана Немо

Подводная лодка

Автор изобретения — Жюлъ Верн. Приоритет — 1870 год, роман «Двадцать тысяч лье под водой».

Подводная лодка, отличающаяся тем, что, с целью увеличения прочности, корпус лодки делается двойным, причем наружная и внутренняя части корпуса соединены между собой двутавровыми балками.

Примечание: это было ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень важное нововведение — впоследствии корпуса подводных лодок стали делать именно так, как впервые описал Жюль Верн. Реальный патент на изобретение получил, однако, вовсе не французский фантаст.

Аппарат для глубоководных спусков

Автор изобретения — Герберт Уэллс. Приоритет — 1897 год, рассказ «В бездне».

Аппарат для глубоководных спусков, отличающийся тем, что, с целью увеличения глубины погружения и времени пребывания под водой, аппарат выполнен в виде герметически закрытого корпуса, например, сферической формы, соединенного тросами и кабелем с кораблем на поверхности.

Примечание: батискафы, в которых погружаются на дно все без исключения исследователи глубин, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО описаны были впервые в рассказе Уэллса за 13 лет до того, как на это изобретение был выдан реальный патент — вовсе не английскому фантасту, естественно.

Способ передвижения в космическом пространстве

Авторы изобретения — Жан Ле Фор и Анри Графинъи. Приоритет — 189б год, повесть «Вокруг Солнца».

В. Кауфман. Иллюстрация к роману И. Ефремова «Туманность Андромеды»

Способ передвижения в космическом пространстве за счет давления света, отличающийся тем, что, с целью увеличения полезной массы и улучшения иных качеств аппарата, передвижение осуществляют давлением света, источник которого находится на Земле.

Примечание: в 1896 г. физики не знали, что свет может оказывать давление на твердые тела. П.Н. Лебедев начал свои опыты по исследованию светового давления лишь четыре года спустя. Опыты эти увенчались успехом. Так кому же принадлежит право на эту интеллектуальную собственность?

Способ передвижения в космическом пространстве

Автор изобретения — Борис Красногорский. Приоритет — 1913 год, повесть «По волнам эфира».

Способ передвижения в космическом пространстве за счет давления света, отличающийся тем, что, с целью удешевления аппарата и уменьшения его массы, движение осуществляют давлением солнечных лучей на парус с большой рабочей поверхностью.

Примечание: Красногорский знал уже об открытии Лебедева. Он нашел этому открытию новое применение, не приходившее в голову физикам. Лишь много лет спустя, в конце ХХ века, в лабораториях NASA, Европейского космического агентства и Роскосмоса начались работы по изготовлению космического паруса — тончайшей полимерной пленки площадью несколько десятков квадратных метров, которую предстояло развернуть на орбите и в реальности изучить то, что описал Красногорский. Дважды запускались в космос такие аппараты — пока неудачно, развернуть парус на орбите все еще не удалось. Но в справедливости самой идеи никто не сомневается. О приоритете Красногорского не вспоминают.

* * *

Прототип авиалайнера в изображении Альберта Робиды

Наша с Гаковым рубрика в «Изобретателе и рационализаторе» просуществовала четыре месяца. Потом редакция рубрику закрыла — без объяснения причин.

С тех пор ничего не изменилось -разве что к худшему. Новых научно-фантастические идей нынче не найти днем с огнем, причин тому много, и обсуждение их выходит за рамки этой статьи. Не о судьбе hard science fiction сейчас речь, а о сохранении хотя бы той интеллектуальной собственности, что уже создана.

Лет сорок назад известный в то время советский писатель-фантаст Генрих Альтов составил и опубликовал списки научно-фантастических идей Жюля Верна, Герберта Уэллса и Александра Беляева. Списки получились длинными — 108 идей у Жюля Верна, 86 — у Уэллса, у Беляева поменьше — 50. Подавляющая часть научно-фантастических предположений Жюля Верна была претворена в жизнь, как и большая часть предвидений Герберта Уэллса и Александра Беляева. В научно-фантастических произведениях самого Альтова есть несколько десятков новых и актуальных идей, достойных того, чтобы автор получил патент на открытие или изобретение. К примеру, вполне осуществимая уже сейчас идея движения безмоторного морского судна на гребне искусственно созданной волны цунами. Через десяток (а может, и меньше) лет такой способ передвижения — во всяком случае, если речь вести о грузовых судах — вполне может быть использован на практике: он дешев, экономичен (можно обойтись без дизельного топлива), он красив, наконец!

Вспомнят ли в свое время о рассказе Генриха Альтова «Создан для бури»?

Одна из «лунных» пушек Ле Фора и де Графиньи. Иллюстрация к роману «Необыкновенные приключения русского ученого»

Большая часть научных и технических предвидений фантастов подобна преждевременным открытиям и изобретениям. Еще не подошел их срок. Наука и техника еще не готовы. Литература, кстати, тоже не стремится принять эти идеи как собственные жанровые достижения. Научные и изобретательские идеи интересны в литературе не сами по себе, а как дополнение к характеристике персонажа.

* * *

Разумеется, есть существенная разница между описанием идеи (изобретения, открытия) в художественном произведении и в научной статье. И в разработке идеи разница существенна, о чем говорить?

Но… кто все-таки первым сказал «Эврика»?

У многих фантастов, работающих в поджанре hard science fiction, есть идеи, которые были «взяты на вооружение» учеными или инженерами. Вот только патенты авторам-фантастам никто не выдает.

Может, так и надо? Как говорится, «слова и музыка народные».

Связанные статьи

1 Comment

  1. «Если бы Жан Ле Фор и Анри Графиньи написали научную статью о том, что космический корабль способен двигаться в пространстве, толкаемый лучом прожектора, то, возможно, именно им, а не Петру Лебедеву, принадлежал бы приоритет открытия светового давления. »

    Чушь. Лебедев не открыл давление света, а подтвердил его экспериментально. Концепция давления света была известна десятилетиями ранее — померить никто не мог, а когда казалось, что мог, то ошибались. Лебедев выступил как современные уловители гравитационных волн или открыватели бозона Хиггса — наконец замерил то, чего полвека-век уже все ждали.

Добавить комментарий для Имя Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *