Статья Ирины Самаховой «Про ученых и ослов» [1] пользуется неимоверной популярностью в Интернете. Написанная первоначально для «Большого Новосибирска», она была перепечатана в таких полярных изданиях, как либеральное «Полит.ру» и сталинистское «За науку», и даже в ЖЖ-блоге некоего Максима Калашникова, с легкой руки президентской администрации прослывшего специалистом в вопросах научной политики. Видимо, она отвечает какой-то глубокой струне общественного бессознательного. Мне даже кажется, я знаю, какой: «Дайте денег и отстаньте, дальше мы сами разберемся». Когда такое говорят академические начальники, звук получается фальшивый. Когда это говорит искренний человек со стороны, невольно хочется прислушаться.
«Дайте ученым денег и отстаньте, дальше они сами разберутся».
Любой, кто попытается возразить, будет выглядеть в лучшем случае занудой. Что, не надо лучше финансировать фундаментальную науку? Надо. Мудро требовать от нее немедленных внедрений и «инноваций»? Глупо. Правильно было сократить финансирование научных фондов и РАНовских программ? Неправильно. Следует и дальше спускать неимоверные денежные потоки в черную дыру Курчатовского института? Не следует. (Впрочем, про последнее в статье явно не сказано, и лишь внимательный читатель отследит, в чью сторону направлены тонкие замечания про «наноавтомобили» и «геном русского человека».)
В чем же проблема? В том, что автор походя делает два опасных отождествления: руководства РАН с Академией (как научной организацией), а Академии — с учеными. И защита науки незаметно подменяется защитой негодной системы.
Следствия из этого видны уже в первом абзаце. «Массированная кампания по дискредитации РАН», — пишет Ирина Самахова, привела к тому, что «урезаны научные фонды РФФИ и РГНФ». Помилуйте, где РАН и где РФФИ? Долгие годы руководители РАН повторяли, что гранты — это «средство для поддержания штанов» (вице-президент А.Д. Некипелов [2]), и возражали против увеличения доли РФФИ в бюджете гражданской науки. Лишь буквально в последние недели была признана необходимость «чувствительной системы грантов, чтобы любая активная группа, обладающая научным потенциалом, … могла получить поддержку» (вице-президент В.А. Садовничий [3]).
Вопрос про «массивную кампанию» тоже вовсе не так прост. На недавней пресс-конференции руководителей РАН [4], также говоривших про кампанию, так и не удалось выяснить, кто эту кампанию ведет. Ирина Самахова назначила было на роль главного супостата ректора РЭШ С.М.Гуриева, но, похоже, обозналась [5]. Может, и нет никакой кампании? То, что финансовые возможности и административные полномочия РАН будут потихоньку урезать, было ясно еще два года назад [6], после категорического отказа руководства РАН что-то изменить в системе и пирровой победы в «битве при Уставе».
Ну и так далее. Ирина Самахова пишет про сокращение финансирования программы «Молекулярная и клеточная биология» и забывает сказать, что доля этой программы среди прочих снижается от года к году, — а ведь это делается решениями Президиума РАН, а не кого-то со стороны. «Эксперты твердят», пишет она, что «руководство РАН не идет на диалог с людьми, вносящими ценные предложения по модернизации науки». А что, есть примеры такого диалога?
Или Ирина Самахова считает, что нет таких людей и таких предложений? Если верно второе, то в какую категорию она относит авторов и организаторов одобрительно упоминаемых ею осеннего письма «500 докторов» [7] и недавнего — «2200 ученых» [8], и как она оценивает обширные приложения к последнему? «Беречь бы надо остатки российской науки» — кто бы спорил, но почему же этот призыв делается только в контексте истории про «бедных академиков», вынужденных играть в политические игры. «Высококлассные лаборатории в воздухе не висят, а работают в системе РАН» — я, наблюдая это изнутри, сказал бы, что, вопреки системе, «РАН выполняла экспертную роль, защищая казну страны от безумных изобретателей и просто изобретательных мошенников», — наверное, бестактно будет напомнить, что славословия вице-президента С.М.Алдошина и еще полудюжины высокопоставленных академиков, директоров институтов в адрес изобретательного Петрика так и не были дезавуированы Президиумом РАН, который не вынес никакого решения по заключению созданной по настоянию нескольких академиков-физиков комиссии.
Временами Ирину Самахову подводит какой-то странно понимаемый патриотизм. «Если где и сохранились сильные вузы … так это в Новосибирске, Томске и в некоторых других провинциальных центрах», — кажется, это все-таки немножко слишком категоричное утверждение. И оборвано оно на самом интересном месте: я вот не смог так сразу продолжить перечисление. Академик И.Ф. Жимулев — сильный ученый, но назвать его индекс цитирования «заоблачным» можно только от большой восторженности — все-таки статистически это уровень профессора хорошего американского университета. И искренне желая ему всяческих успехов в деле создания нового института, нельзя не вспомнить о вполне драматической предыстории этого решения, наверняка хорошо известной Ирине Самаховой. Действительно, по сравнению с остальной РАН Сибирское отделение выглядит прилично и с научной, и с административной точки зрения. Но, кажется, это не столько заслуга сибирских коллег, сколько наша вертикально-центральная беда: в стране слепых и кривой — король.
И, наконец, вот оно, самое примечательное место: «РАН до последнего времени сама определяла, что есть наука, сама расставляла приоритеты, сама делила между своими подразделениями отпускаемое государством финансирование». Это перекликается с известным предложением всё того же вице-президента СМ. Алдошина, высказанным, видимо, в эйфории «уставной» победы: «Мне кажется, было бы гораздо важнее добиться, чтобы Академии наук придали статус органа исполнительной власти. Тогда бы все проблемы, которые существуют сейчас, были бы решены: Академия наук, утверждая программу фундаментальных исследований, давала бы задание институтам уже самостоятельно, как орган исполнительной власти» [9]. То есть: сами решаем, на что давать деньги; сами решаем, кому; сами за эти деньги работаем (см. программы Президиума РАН: много среди них таких, где руководитель и связанные с ним группы не получают львиной доли финансирования?); сами решаем, хорошо ли поработали (если и есть что-то, в чем академические начальники полностью единодушны, — так это жесткое нежелание допустить внешнюю, тем более международную экспертизу). Я затрудняюсь привести пример организации, которая долго и успешно работала бы по таким принципам. Не бывает. И нынешнее плачевное состояние РАН и в смысле системы организации науки, и в смысле руководства наукой — яркое тому доказательство.
Не знаю, читала ли Ирина Самахова Программу фундаментальных исследований РАН, основной документ, определяющий, «что есть наука» и «расставляющий приоритеты». Это многостраничный, но при этом потрясающий по бессмысленности и халтурности исполнения документ [10]. Заседание президентского Совета по науке и технологиям, планировавшееся на прошлую осень, фактически не состоялось: подготовленные РАН материалы оказались того же качества. Да что там программы и отчеты: вот цитата из недавнего интервью и.о. главного ученого секретаря РАН В.В. Иванова [11]. Отвечая на вопрос, не стоит ли сведения о всех программах РАН сделать столь же открытыми, как сведения о программе «Молекулярная и клеточная биология», он сказал буквально следующее: «Технически это сделать несложно, но решать данный вопрос должны сами программные советы. Ведь такая работа требует ресурсов: финансов, техники, людей. Стоит ли их тратить, если научные коллективы, которые принимают участие в программах, прекрасно знают правила игры?». Это про сайт, который должен обновляться три раза в год: при объявлении конкурса, сообщении о результатах и публикации отчетов.
Надо сказать, что уже и в самой Академии ощущается серьезное беспокойство. Беспрецедентным является демарш Отделения физических наук [12], которое — хотя и в очень мягкой и скрытой форме — предложило обсудить состояние дел на ближайшем Общем собрании; и характерна реакция Президиума, немедленно попытавшегося спустить эту инициативу на тормозах. В печати регулярно появляются выступления отдельных академиков, критикующих академическое руководство.
При этом руководство РАН продолжает навязывать и ученым, и пишущим о науке журналистам психологию осажденной крепости. Любая критика негодных начальников отождествляется с наездом на науку. Говорят о «заказе» со стороны неназываемых, но от того еще более грозных темных сил. Газета «Троицкий вариант», позволившая себе усомниться в самостоятельности и научной значимости [13] монографии вице-президента А.Д. Некипелова, удостоилась специального решения Президиума [14], в котором эти полторы полосы (на которых, кстати, был помещен и положительный отзыв на ту же монографию) объявлялись наносящими «без всяких оснований ущерб репутации заслуженных ученых и научных организаций» и угрожающими «дезинтеграцией научного сообщества». Поучительно сравнить это с вялой реакцией на академический Петрикгейт.
Есть ли надежда, что что-то можно изменить изнутри Академии? Есть ли силы, которые могли бы что-то сделать? Боюсь, что нет. Ясно, что к этому неспособно нынешнее руководство: даже если отрешиться от идеологических споров, в нем просто нет достаточного числа деятельных людей. Скажем, уже после истории с Петриком вице-президент С.М. Алдошин был назначен руководителем Комиссии по оценке эффективности работы академических институтов — кто-нибудь сможет доверять результатам работы такой комиссии? И даже ручные академические профсоюзы выражают удивление количеством занимаемых им административных постов [15]. Острая реакция на «казус Некипелова», видимо, была вызвана тем же: газету обвинили в желании скомпрометировать «именно того вице-президента, который от имени РАН весьма эффективно ведет переговоры по финансовым и имущественным вопросам» [16].
Но есть ли положительная программа у критиков? Есть. Вот что предлагает академик А.Г. Мержанов: «Президент Российской академии наук, имея информацию о том, какие проблемы волнуют наше общество, и о том, что делается в мировой науке, формирует одну принципиально важную программу, которой будет руководить лично он. Затем он, информируя академиков-секретарей о своей программе, поручает им разработать по одной общеотделенческой программе под их личным руководством. Затем (и только затем) директора институтов составляют планы по тематике института для сотрудников, не участвующих в полной мере в выполнении вышеупомянутых программ президента и академиков-секретарей» [17]. Это достаточно типичная точка зрения: нужна Большая Программа. Ну, или другое, похожее предложение профессора С.С. Кутателадзе, кстати, из того самого СО РАН: «Укрупнить институты, перестроив их в научные центры… Делать это нужно не только по региональному, но и по профессиональному принципу. Нужны объединённые общероссийские научные коллективы и структуры… Разрушить изоляционизм, дублирование подразделений и мелкотемье, укрупнять и консолидировать научные коллективы, работающие над родственной проблематикой. Скажем, все специалисты по алгебре в академических учреждениях России вполне могут состоять в одном отделе единого математического института» [18].
Критиков-академиков роднит с руководством РАН полное неприятие конкурсной системы финансирования. Сравним два высказывания: «Система финансирования РАН через субсидии также губительна для Академии. Представьте себе, что руководитель Департамента образования и науки объявляет конкурс на проект электрона, позитрона, кванта и т.п. и субсидирует это» и «Я не стал бы идеализировать конкурсную систему. В существующем виде она не решает задачу получения новых конкурентоспособных результатов, а лишь снимает с чиновника персональную ответственность, позволяя ему избежать упреков в неправильном распределении бюджетных средств». Первое взято из острокритической статьи академика В.Е. Накорякова в «оппозиционном» «Троицком варианте» [19], второе — из интервью и.о. главного ученого секретаря В.В. Иванова в «официальном» «Поиске» [11]. А можно было бы наоборот, правда?
При этом все время происходит стандартная подмена понятий. Разговор о конкурсах сводится то к внутриакадемическим договоренностям, основанным на взвешивании административного ресурса потенциальных участников, то к тем пародиям на конкурсные процедуры, примеры которых в изобилии доставляет Минобрнауки — кстати, как показывает анализ Ивана Стерлигова [20], не без участия академиков, руководителей экспертных советов министерских программ.
И главное. Ситуация постоянного конфликта интересов — сами печем пирог, сами режем, сами едим — разложила Академию. На смену академикам, многие из которых действительно являются сильными учеными, идет поколение администраторов. Типичной является ситуация, когда заслуженный академик, уходя в отставку с поста директора института, выбирает себе в преемники хорошего менеджера и организует ему членство в Академии. Директор-менеджер — это нормально. Менеджер-академик -это беда. Но как иначе? Система работает так, что институт, директор которого не академик или хотя бы не член-корреспондент и потому не присутствует на административных посиделках, оказывается в проигрыше при дележке этого самого пирога. В последнее время мне довелось обсуждать эту ситуацию с несколькими академиками старшего поколения, и все они говорили, что точка невозврата пройдена: ученые в академии не составляют большинства.
Я согласен с Ириной Самаховой в том, что нынешние альтернативы Академии — что «исследовательские университеты», что «научные центры» — выглядят еще хуже. Однако, в отличие от цитированных мною коллег, я вижу выход не в административной консолидации, а, наоборот, в том, чтобы уйти от системы, работающей на уровне больших организаций, и от «Больших Программ». Нет для этого ни человеческих ресурсов, ни адекватной системы экспертизы, ни достаточного числа сильных научных менеджеров. Основной структурной единицей следует сделать научную группу, лабораторию. Надо развивать и улучшать систему научных фондов, сделав грантовое финансирование основным для большинства естественнонаучных направлений, которые вполне это позволяют. При этом следует существенно увеличить как размер грантов, так и долю накладных расходов. Это превратит группу, имеющую гранты, из обузы в кормильца, повысит ее влиятельность, независимость и мобильность. А заодно само собой решит проблему аттестации научных учреждений: как и должно быть, сильным институтом окажется тот, в котором много сильных научных групп. С другой стороны, сделав так, можно будет строже следить за отсутствием параллельного и перекрестного финансирования проектов из разных источников.
Разумеется, для грантового финансирования тоже должна быть создана система экспертизы, но для отдельных грантов в масштабах фонда это сделать проще, чем для Больших Программ и целых университетов в масштабах страны. Более того, должно быть создано несколько фондов с заметно пересекающимися областями деятельности и размыты границы между направлениям внутри фондов. Это позволит снять остроту проблемы административного давления на результаты конкурсов, а также создаст конкуренцию между фондами и внутри них. О результатах работы фондов и их отделов можно будет судить по результатам поддержанных ими проектов; это будет приниматься во внимание при дальнейшем определении размеров финансирования через данный фонд. Тем самым администраторы будут заинтересованы в сильной экспертизе: эксперт из внешней помехи или приправы к уже принятому решению станет опорой для выбора сильнейших.
Кстати сказать, ничто не мешает уже сейчас перестроить по этим принципам работу академических программ.
Михаил Гельфанд,
публикуется совместно с «Полит.ру»
1. И. Самахова. «Про ученых и ослов». «Полит.ру». 02.08.2010. www.polit.ru/science/2010/08/06/samakhova.html.
2. Поиск. 30.09.2005.
3. В. Садовничий. «Шанс на ренессанс». Поиск. 16.07.2010.
4. М. Гельфанд, Н.Демина. «Прозрачный омут. Вопросы, оставшиеся без ответов». ТрВ-Наука 13.04.2010. http://trv-science.ru/2010/04/13/prozrachnyj-omut-voprosy-ostavshiesya-bez-otvetov.
5. С. Гуриев. Некоторые комментарии к статье Ирины Самаховой «Про ученых и ослов». «Полит.ру» 09.08.2010. www.polit.ru/science/2010/08/06/samakhova.html.
6. М. Гельфанд. «МОНтекки из министерства и Капулетти из РАН». ТрВ-Наука 08.07.2008. http://www.scientific.ru/trv/2008/007/montekki_i_kapuletti.html.
7. ТрВ-Наука 15.09.2010. http://trv-science.ru/2009/09/15/otkrytoe-pismo, см. также www.scientific.ru/doska/rffi94fz.html
8. Е. Онищенко. «Письмо ученых отправлено Президенту». ТрВ-Наука 20.06.2010. http://trv-science.ru/2010/07/20/pismo-uchenyx-otpravleno-prezidentu см. также www.scientific.ru/doska/rffi2010.html.
9. С. Алдошин. «Академии наук нужно придать статус органа исполнительной власти». Наука и технологии России — STRF.ru 20.06.2008. www.strf.ru/organization.aspx?CatalogId=221&d_ no=14639.
10. М. Гельфанд. «Мышь родила гору». ТрВ-Наука 08.07.2008. www.scientific.ru/trv/2008/007/mish_rodila_goru.html.
11. В. Иванов. «Бремя измерений». Поиск 16.07.2010.
12. Б. Штерн. «Ропот в Академии». ТрВ—Наука 25.05.2010. http://trv-science.ru/2010/05/25/ropot-v-akademii.
13. ТрВ-Наука 22.12.2009. http://trv-science.ru/2009/12/22/sonin-tabl.
14. Президиум РАН. «О научной экспертизе монографии академика Некипелова А.Д». ТрВ-Наука 16.02.2010. http://trv-science.ru/2010/02/16/o-nauchnoj-ekspertize-monografii-akademika-nekipelova-a-d.
15. В. Вдовин. «Пока с Президиумом получается разговаривать без митингов». ТрВ-Наука 08.06.2010. http://trv-science.ru/2010/06/08/vyacheslav-vdovin-poka-s-prezidiumom-poluchaetsya-razgovarivat-bez-mitingov.
16. В. Ивантер. «Письмо в редакцию «Эксперта». Эксперт 01.02.2010. http://www.expert.ru/printissues/expert/2010/04/news_pismo_v_redakciyu.
17. А. Мержанов. «Спасти Академию». ТрВ-Наука 22.06.2010. http://trv-science.ru/2010/06/22/spasti-akademiyu.
18. С. Кутателадзе. «Ум и наука». ТрВ-Наука 17.08.2010.
19. В. Накоряков. Еще раз о российской науке. ТрВ-Наука 11.05.2010. http://trv-science.ru/2010/05/11/eshhe-raz-o-rossijskoj-nauke.
20. И. Стерлигов. «Конфликт научных интересов». SLON.RU. 26.07.2010. http://slon.ru/blogs/isterligov/post/426135.
По большому счету Ирина Самахова, конечно, права. Если постараться хоть немного приподняться над болотом нынешней общественно-политической ситуации, оторопь берет: кто только не рвется советовать, что ученым делать, на что им тратить деньги, как им надо понимать науку и т. д., — от высших госчинов до каких-то политизированных старлеток-переростков. А тут еще оголтело-высокодуховные представители сил неумопостигаемых без мыла ломятся в ВАК, пока конъюктура благоприятна. Не надо быть ученым, чтобы видеть: науку изо всех сил стараются опустить, лишить ее именно интеллектуального авторитета, поставить в один ряд с астрологией и теологией, проделать с ней то же, что уже проделано с российской гуманитарной интеллигенцией. К этому сводятся и все старания так называемых «экспертов», понимают они это или нет.
Да, конечно, ситуация, возникшая после известных торгов 2006 г., неизбежно должна была привести — и привела — к тому положению, которое мы сейчас видим. Петрикгейт и прочие подобные явления, несомненно, лишь надводная часть айсберга. Извините за высокопарность, но нужно все-таки понимать, что первородство бесценно. Его можно продать, но лишь один раз — и бесповоротно. Поэтому и реформы, скорее всего, теперь уже неизбежны. Но они должны осуществляться только учеными.
В заключение напомню тем, кто забыл, одно ключевое высказывание министра Минобрнауки 2006 г.: «Если академия является государственной структурой и эта структура берет на себя ответственность за госрегулирование развития фундаментальной науки, за распоряжение бюджетными средствами, за управление госсобственностью, то ее должен возглавлять человек, уполномоченный государством. А форма этого регулирования – согласовываться с правительством». Так вот, хорошо бы начать реформы с констатации обратного: если академия является государственной структурой, то высшие госчины, имеющие отношение к науке, должны назначаться правительством только по согласованию с научным сообществом, а бюджетные стредства, предназначенные для масштабных, наукоемких и высокотехнологичных проектов должны выделяться лишь после всесторонней научной экспертизы, в том числе и с привлечением зарубежных ученых. Правительство должно помнить, что оно — всего лишь управляющий, временный распорядитель национальных средств и ресурсов, а не их собственник. И оно, правительство, в интересах народа должно всемерно поддерживать авторитет и независимость науки от любых конъюктурных посягательств любых лиц и организаций, не имеющих отношения к науке как таковой.
Кому же, как не ученым, объяснить эти простые вещи тем, кто их не понимает?
С.Гуриев предлагает внедрить ряд «американских» форм организации науки, не вдаваясь в конкретику российских реалий (здесь уместна аналогия с эффективностью экономических реформ), И.Самахова, видимо, кожей чувствует весьма вероятные последствия аппаратно-политических «институциональных» реформ с последствиями в духе черномырдинского «хотели как лучше…», но не предлагает конструктива.
Представляется, что в контексте деятельности РАН, телега способов и направлений реформирования стоит впереди лошади – предназначения РАН, задач решаемых ею. Действительно, какова цель РАН? Если публиковать статьи в англоязычных изданиях и числом поболе, то один вариант трансформации. Если решать проблемы определенных отраслей экономики, — другой. Экспертиза проектов – третий. Нужны ли, в принципе, направления, по которым имеется отставание от мирового уровня или сделать упор на направлениях, которых сегодня и нет вовсе? А может быть стоит суперпозиционная задача?
Серьезного обсуждения, на мой взгляд, требует не столько важная, но все же частная проблема реформирования РАН, сколько, в целом, политика управления образованием и наукой, проводимая по поручению государства одноименным Министерством.
С точки зрения автора, здесь под прикрытием псевдолиберальной фразеологии стоит конкретный возврат к бюрократическим практикам индустриальной эпохи. Стандартизация и унификация (ГОСы и ЕГЭ), централизация (назначение ректоров и директоров, фактическая ликвидация автономии университетов, железобетонные Типовые положения и инструкции одинаковые для всех), концентрация и максимизация («оптимизация» учреждений образования и науки исключительно через укрупнение вузов, институтов, сосредоточение их в ограниченном количестве политико-географических точек, основные конкурсные средства идут получателям-юрлицам, а не конкретным лабораториям и образовательным программам), гипертрофированная специализация (огромное число жестко разграниченных специальностей научных работников и направлений образовательной подготовки), — все это движение против трендов информационного общества с присущими ему быстрыми перестройками, гибким временем, нежесткими границами, мобильными группами, рассредоточением, децентрализацией, виртуализацией, междисциплинарностью, сетевой организацией и идеологией.
Примат бюрократического контроля над развитием как таковым отражается и в гиперболизировании проблемы количественной оценки результатов любой деятельности при фактическом игнорировании вопросов содержания и перспектив этой деятельности. Вопрос оценки научной и образовательной деятельности актуален (вместе с тем и дискуссионен), но не настолько, чтобы за его обсуждением не было видно содержания исследований. Особенно сегодня, когда экономика знака и пиара успешно внедряется в сферу науки, в которой символы и симулякры вовсю начинают камуфлировать смыслы.
Министерство так и не разработало национальной научно-образовательной стратегии (доктрины). Пятилетние федеральные программы претендовать на нее не могут, а означенные в них цели либо невыполнимо-общи для слабого, вообще-то, организационно-политически министерства («создание условий для развития и эффективного использования научно-технического потенциала»), либо сомнительны уже на уровне формулировок («создание условий для активного включения детей (!), обучающихся образовательных учреждений в экономическую, социально-политическую и культурную жизнь общества»).
Предпосылок для устойчивого развития науки и образования в России не создано. Идущие уже много лет эксперименты в области управления образованием и наукой не доказали пока что своей эффективности. Бесконечные конкурсы и реорганизации организуемые бюрократией не могут рассматриваться как результат, а как лишь возможности, которые могут улучшить, а могут и ухудшить ситуацию. Вообще, в чем, собственно, заключаются позитивные изменения в науке и образовании за последние годы? Субъективно, качество знаний и навыков выпускников школ и вузов не улучшились, самоощущения своей нужности у ученых и преподавателей не прибавилось. Через ЕГЭ идет деградация в области письма, знания литературы и истории, опасным является массовое внедрение тестового мышления (вдобавок к клиповому сознанию) с непредсказуемыми ментальными последствиями.
За инновационную экономику вообще не должно отвечать министерство образования и науки. Финансирование науки оставляет желать лучшего. Закупки готового импортного стандартного научного оборудования не слишком эффективны. Собственное научное приборостроение практически умерло. Оригинальных экспериментальных установок почти не создается. Аудиторная нагрузка преподавателей вузов не уменьшилась.
Объективного и серьезного анализа происходящих процессов пока не наблюдается. Может быть «реформаторам» из Министерства даже выгодно, когда люди типа С.Гуриева и И.Самаховой спорят между собой по частным вопросам, а не с политикой министерства?
Думаю, текст вполне годится для ТрВ, желательно под настоящей подписью.